Дорогая Венди

Джейн затрясла головой, не понимая разницы, не понимая, чего мама от неё хочет. Ей просто было нужно, чтобы её обняли и успокоили. Но в глазах мамы было то же выражение, как если Джейн задавала неправильный вопрос. Из-за этого Джейн даже тогда, в детстве, показалось, что они вели две разные беседы. Джейн видела перед собой девочку, которая её толкнула, и парк, а мама смотрела на какой-то совсем другой мир. Но она говорила так серьёзно, что Джейн не посмела возражать. Мама так говорила, когда хотела научить её чему-то важному.

– Это потому, что ей страшно. – Мама притянула Джейн к себе, но не обняла, как той хотелось. Она развернула её, придерживая, чтобы ей было видно ту девочку – кстати, та вовсе не казалась напуганной. Мама пригладила Джейн волосы – это не принесло утешения, и наклонилась к ней, будто делясь секретом:

– Она видит, какая ты смелая и сильная, и поэтому боится. Как Белый Воробей в наших историях. Когда он устраивает людям пакости, то это потому, что он чувствует себя маленьким глубоко внутри. Понимаешь?

Джейн тогда не поняла, но теперь, наверное, знает, что пыталась сказать мама. Позже тем вечером она спросила, бывают ли чудовища на самом деле.

– Боюсь, что да, – без запинки ответила мама, и Джейн испугалась – она ожидала совсем другого ответа. Она сидела у мамы на коленях в большом кресле-качалке у окна и попыталась перевернуться, чтобы увидеть мамино лицо и понять, не смеётся ли она над ней, но так и не смогла. Мама снова пригладила ей волосы, тихонько качаясь, и Джейн наконец почувствовала себя в тепле и в безопасности, как ей и хотелось днём.

– Что случится, если я встречу настоящее чудовище? – спросила Джейн.

– Ну, – мама поцеловала её в макушку, – тебе придётся бороться, пусть и будет страшно, потому что если позволить чудовищам запугать тебя и отнять то, что ты любишь, тогда они победят.

Джейн почувствовала, как мама повернула голову, чтобы посмотреть в окно на звёздное небо, продолжая беседу:

– А если монстры побеждают, Джейн, то они хотят побеждать и дальше, вот что плохо. Они хотят получать больше и больше, потому что они жадные, а этого нельзя допускать, правда?

– Правда, мама.

Тут мама начала щекотать её, и Джейн позабыла всех чудовищ, хохоча и выпрашивая у мамы сказку перед сном.

Вспоминая об этом сейчас, Джейн задаётся вопросом: говорила ли мама о той девочке, что толкнула её, или о тех чудовищах, что таятся под кроватью, или, может быть, о тех, с которыми дядя Майкл и папа сражались на войне. Может быть, обо всех трёх сразу. Или о чём-то совсем другом.

В чём она уверена – так это в том, что мама была права – нужно бороться, даже если страшно. Потому что иначе чудовища победят.

– Пошли. – Джейн берёт Тимоти за руку и бросает на него взгляд.

Он смотрит на неё так доверчиво, и это пугает её куда больше, чем чудовища в конце тропинки, но он полагается на неё. Нельзя его подвести.

– Пошли покажем чудовищам, что не боимся их.

Лондон, 1921

Венди глубоко вздыхает и разглаживает перед платья, а затем скрещивает руки, вцепляясь пальцами в запястья. Всё, что нужно – это переставлять ноги и шагать. Почти год назад она проделала тот же путь в обратном направлении. Шаг. Вдох. Шаг. Она вышла из ворот лечебницы Святой Бернадетты – уж конечно, она сможет войти обратно. Не должно быть так уж трудно. В этот раз она гость, посетитель. Никто не имеет права задержать её или запереть внутри.

И всё-таки по телу бегают мурашки, она вся покрыта потом. Этого пота не видно, он остаётся незаметным, как синяк, что проступил на изнанке кожи. Кирпичный фасад лечебницы нависает над ней, и кажется, что она стояла здесь всего миг назад. Что никогда и не уходила, а дверь – это пасть, что вывалила язык, чтобы проглотить её целиком.

Она трясёт головой, разгоняя эти мысли, и упрямо делает шаг. Белый щебень хрустит под каблуками. Она слышала, что Джеймисон больше здесь не работает. Какая-то болезнь, что парализовала левую часть его тела – может быть, та же самая, из-за которой его не взяли на фронт. Хочется злорадствовать, недобро радоваться, но она не ощущает ни ненависти, ни жалости, только безразличие. Джеймисон теперь ей никто; он больше не часть её жизни.

Солнце ярко сияет, и его лучи делают шрам дорожки ослепляюще-белым. Голые ветви над головой качаются от порывов ветра, а дыхание вырывается изо рта облачками, пока Венди шагает к двери. Она не принадлежит этому месту; здесь больше нечего бояться.

Шаги звучат ужасно громко, когда она переступает порог. Внезапный переход от яркого солнечного света в относительный сумрак внутри заставляет её на миг смешаться. Она теряется и вытягивает руку, чтобы не упасть.

– Мисс? – голос раздаётся совсем рядом, и Венди подскакивает.

Сестра. Совсем юная. Венди её не узнаёт.

– Миссис, – машинально отвечает она. Она так часто повторяла это самой себе, пытаясь убедить себя или весь мир, но слово всё ещё звучит так, будто не имеет к ней отношения.

– Я хочу повидать Мэри… – голос срывается, и она ненавидит себя за это, потому что он должен быть увереннее. – Мэри Белую Собаку.