Я оделся и, громко хлопнув дверью, вышел из квартиры.***Когда человеку плохо, он идет домой. Подсознание ведет в самое тихое место, где спокойно, где ты чувствуешь себя защищенным. Также как в детстве мы прячем голову под подушку и кутаемся с головой в одеяло, так и в зрелом возрасте, мы пытаемся от проблемы спрятаться в тихом надежном убежище.Я медленно брел по направлению к дому. Не уверен, что именно домой, но почему-то именно в ту сторону. Снег с песком скрипели под ногами, а я замедляя шаг куда-то шел. На ум пришли слова из одной Васиной песни: зарыв в могилу мечту, мы отправимся вновь пировать, а затем, как всегда, ляжем спать. Что делает человек, навсегда распрощавшись со своей мечтой? Идет домой, поужинать и лечь спать. Ведь день расставания с мечтой по сути ничем не отличается от других дней. Он не обозначен на календаре красным цветом, не обведен в черную траурную рамку. День, как день. Просто погибла еще одна мечта. Зачем делать из этого трагедию, дело-то обыденное. Идти домой прямо сейчас не хотелось. Возвращаться обратно к Оксане, тем более. Купить хлеба и как ни в чем не бывало жевать на ужин жаркое из бедного зайца. Оксана уверена, что я вернусь, я слишком правильный и рациональный, чтобы делать какие-то резкие движения, дергаться, когда все только начало налаживаться. Мудрая у меня невеста, другой бы позавидовал. Но видеть Оксану сегодня я совершенно не хотел. Пойти что ли к Васе да напиться? А разве это выход?Идти мне надоело, дорога поднималась вверх и требовала небольшого напряжения, а когда хочется просто идти и размышлять, напрягаться совершенно не охота. Я свернул в ближайший двор. Он был аккуратно очищен от снега. И подходы к подъездам и проходы и даже детская площадка, совершенно ненужная вещь в такой мороз. Кто потянет своего ребенка играть на холодные металлические горки и карусельки. Я уселся на качель, она скрипнула нервно и натужно под моим весом. Хорошо подогнанные одна к другой деревянные дощечки хоть и тонкие, но выдержали меня. Качель была покрашена в яркий фиолетовый цвет и наталкивала на мысли о депрессии. К слову сказать, вся площадка была выкрашена какими-то яркими диковатыми цветами – розовым, лимонным, салатным. Цвета и сами по себе выедали глаза, а вместе горели диссонансом на белоснежном фоне. Я легонько раскачался и под скрип давно не смазанных подшипников снова призадумался, как же поступить. Идти как ни в чем не бывало на работу? По логике и Оксаны, и Ивана Ивановича именно так я и должен поступить. У успешных людей не бывает угрызений совести. Им завидуют, их обсуждают, их поливают грязью, но не считаться с ними, такими бессовестными, не может себе позволить никто. Как бы ко мне не стали относиться работяги нашего цеха, им придется смириться с неизбежностью. Смена руководства произошла, и они к этому волей-неволей приложили свою руку, точнее даже глотку. Пуска они не подадут мне завтра руки, но они не смогут игнорировать указания мастера, иначе – дорога на улицу, а этого никто не хочет. Но это будет завтра, а сегодня… Сегодня я окончательно расстался со своей светлой и наивной детской мечтой. Возможно, настало время взрослеть. Женитьба, семья. Надо становиться серьезнее, а не витать в облаках. Подходить к вопросам прагматично. Что не приносит прибыли – на свалку истории, без всяких сантиментов.Я спрыгнул с качели и залез на карусель. Сиденья на ней были все оторваны и кататься можно было только стоя, держась за длинные радиальные поручни-штанги. Я оттолкнулся одной ногой и легонько покатился по кругу. Замелькали розовые, лимонные, фиолетовые пятна. Не прошло и десяти секунд, как я понял, что у меня закружилась голова. Я соскочил с нее и уселся на деревянную лавочку.