– Как председателю студсовета, мне, конечно, стыдно признаться, что я не помню ни его имени, ни фамилии, – начал Дима свой рассказ. – Но он учился на два года старше меня, все в общаге называли его за глаза Эллипсом, а пересекаться с ним мне не приходилось. Он вообще был очень необщительным парнем. Рассказывали, что на первом курсе он жил с двумя ребятами со своего потока, но никак не мог найти с ними общий язык. Он ни с кем не конфликтовал, просто он жил свой жизнью. Наверное, все истинные гении такие. Как прочитаешь где-нибудь о выходках Ландау или Эйнштейна, сразу вспоминаешь Эллипса. Он такой и был – гениальный и совершенно асоциальный тип. Вспомнил одну байку о нем. На первом курсе у всех проблемы с зачетом по механике. Есть там одна задача, которую никто не может решить. Преподаватель об этом знает. Когда кто-то просит получить зачет пораньше на недельку, чтобы на Новый Год уехать домой, всегда подсовывает ее. В итоге все сидят и зубрят механику на праздники. И только Эллипс смог ее решить. Как положено настоящему гению, решение пришло к нему ночью. Он бегал по коридору в одних трусах с криком «Эврика!», пока соседи не успокоили его.
– Поехал домой на праздники? – спросил я.
– Не поехал. Ему было некуда ехать. Мать у него умерла, а отец женился во второй раз и практически выгнал Эллипса из дому. Он где только не подрабатывал, чтобы денег на жизнь хватало. И вагоны грузил, и ремонты делал, и курсовые решал. Крутился парень, как мог. Как я говорил, он не мог ужиться с соседями и на втором курсе ему дали отдельную комнату.
– За отличную учебу?
– Нет. Соседи очень хорошо попросили Валентина Ивановича, и он нашел для него блатное помещение. В народе оно называлось пенал. На каждом этаже в конце коридора есть небольшая кладовка, ты, может быть, видел? Не видел? В двух словах, совершенно не приспособленное под жилье. Ширина – метр, ровно чтобы открывалась дверь. В длину – метра три. Я один раз в эту келью заглянул. Там помещается кровать вдоль стены и возле окна поперек – стол. Шкаф ставить некуда, стулья тоже. Вещи Эллипс развешивал на гвоздях по всем стенам. Но он был счастлив отдельной жилплощадью. Сам знаешь, в столице недвижимость всегда в цене.
– Это и все? – спросил я.
– Конечно не все, просто я мало знаю. У нас на потоке есть ребята, которые с ним работали на кафедре, они смогут рассказать больше и интереснее. Он уже на четвертом курсе имел готовую диссертацию. Со своим научным руководителем он был на ты, считая его чуть ли не своим ассистентом. Может быть, это и звучит пафосно, но он имел на это все основания. Да, интересный был человек. Стихи писал прямо на стенах в своей комнате. Там до сих пор все исписано, вид потрясающий. Валентин Иванович так и не решил, что делать теперь с пеналом. Говорит, там дух остался, не хочет спугнуть.
– А что с ним случилось?
– Погиб. Хотя толком никто ничего не знает. В прошлом году он поступил в аспирантуру. Диссертация, считай, готова. Можно сдавать минимум и защищаться. И тут – бац! Говорят, покончил с собой. Бросился с крыши высотки.
– Хотя мне кажется, это бред, – добавил Дима. – Наверное, пошел погулять по крыше и поскользнулся – зима была. Он вообще любил адреналин в крови, мог и сыграть со смертью в рулетку. А некоторые говорят, что его убили. Сначала сильно избили, а потом сбросили, чтобы под самоубийство закосить. Поскольку он был одиночка, никто не знает, зачем он вообще поперся в тот дом. Все, с кем он хоть как-то общался, разъехались после выпуска, и он совсем закрылся в своем мирке. Короче говоря, смерть его стала загадкой, а там всплыли стихи на стенах. Следователь, который вел его дело, почитал их и сказал, что от них на версту разит суицидом. Кто теперь знает правду? Дело закрыто, значит, все тайны раскрыты.
– У тебя есть сомнения?
– Не знаю. Я готов поклясться, что только что повстречал его.
– Уверен?
– Уверен. Если честно, я до сих пор не верю, что он погиб. Понимаешь, такие люди рождаются раз в сто лет и не могут так глупо уйти. Мне кажется, так не должно быть.
– От судьбы не уйти.
– Не уйти. Но тут другое. Понимаешь, как-то все быстро закончилось. Будто подстроено.
– Хочешь сказать, что он кому-то мешал?
– Наоборот. Я думаю, что кому-то выгодно подстроить смерть такого перспективного ученого, чтобы затем использовать его мозги в каких-то корыстных целях.
– Да ну тебя с твоими теориями заговора.
– Как знать.
– Поговорил, и легче стало. Ладно, пойду.
Я посмотрел ему вслед. Бывает, что люди насочиняют себе такое, что сами не знают потом, как с этим справиться. Конечно, это не мое дело. Каждый видит то, во что верит, а верит в то, что видит. Дима в этом вопросе не исключение. Да и я тоже.