Дорогами войны, 1941–1945

Смеркалось быстро. Мы решили выбираться в медсанбат, когда совсем стемнеет. Проверили раненые ноги, на что они способны. Моя висела, как плеть. От потери крови я с трудом мог оторваться от пола, сильно кружилась голова. Алексей держался крепче. Он распорядился немедленно направить одного человека в санвзвод и вызвать для меня двух санитаров. Сам решил добираться самостоятельно с палочкой.

Появились еще солдаты, вызвались сопроводить своего командира до окопов. Я посоветовал ему тоже идти в медсанбат с сопровождающим, поскольку добираться туда с раненой ногой по такой местности придется долго. Эти предложения были решительно отклонены.

– Я буду здесь, пока не явятся санитары за лейтенантом. А ты, – он кивнул в мою сторону, – еще не знаешь, сколько времени их приходится дожидаться, кровью изойдешь, пока они будут собираться и добираться сюда, если не будет меня.

Немного подумав, он отправил еще одного человека с устным донесением к знакомому другу в окопах, чтобы проконтролировать выход санитаров, и таким образом продублировал вызов. На выходе шепнул солдату условное для друга слово, которое обозначало святость просьбы и могло касаться только жизни человека.

Двое солдат, напомнив командиру роты о моем «царском» подарке по папиросе «Казбек», предлагали настойчиво свои услуги, чтобы донести меня до своих.

– Нельзя! – по-дружески разъяснил он им. – Сразу шестерых не станет здесь. И потом, это надо уметь. Здесь быстрота нужна и сила.

Командир роты отдавал последние наставления в связи с выбытием из роты. Настроение у солдат было унылое – они понимали, что фактически расстаются навсегда.

Вскоре в шалаш влезли два здоровенных санитара и наши посыльные.

Они тяжело дышали.

– Теперь все в порядке, – сказал Алексей, отрезая принесенную ему палку. – С тобой, – кивнул он в мою сторону, – прощаться не будем. В медсанбате увидимся. Меня один проводит до середины поляны, а там, если что и случится, доползу как-нибудь сам.

Он направился с сопровождающим к выходу, а все остальные понуро гуськом потянулись за ним. Глядя на процессию, я почувствовал, какая глубокая неподдельная любовь была у солдат к своему командиру.

Пришедшие санитары степенно присели возле меня и достали свои кисеты.

– Сначала перекурим немного и отдохнем, потом понесем быстро, – успокоили они меня.

– Первый раз ранило-то? – спросил пожилой кряжистый сибиряк. Их лица нетерпеливо вытянулись в мою сторону. Они напряженно ожидали ответа.

– Второй. Первый раз контузило, когда батарея стояла чуть дальше впереди, метров за пятьсот отсюда. Я только из госпиталя вышел, и вот опять.

Не повезло.

Они весело переглянулись.

– Значит, доберемся благополучно, – потер руки старший. – Мы тут на тебя загадали, когда шли сюда.

– Здорово, однако, бьют. Как только пройдем? – заметил молодой.

Они молча с наслаждением затягивались, и шалаш наполнился дымом.

Дождались, когда погасла очередная немецкая осветительная ракета.

– Выноси его, Федя. Только полегше, полегше бери, – подал команду пожилой.

Молодой, ладно сложенный коренастый санитар взял меня запросто подмышку, выволок из шалаша, положил на развернутую плащ-палатку. Они поплевали на руки, взяли за концы и быстро понесли – головой к своим. Пулеметы противника неистовствовали, трассирующие пули то и дело проносились рядом. Я сбросил здоровую ногу с плащ-палатки, опасаясь, что перебьют и ее.

– Ниже держи, – говорил старший переднему санитару, – чтобы тело только земли не касалось. А ты, сынок, – наставлял он меня, – голову не поднимай, забрось ее за край носилок, ногой здоровой не тормози, закинь ее на брезент тоже. Попадет в нее, черт с ней. Все равно операцию будут делать. Нам главное – живым тебя доставить. Очень нас за тебя просил один хороший человек в батальоне. Хорошие у тебя друзья. Ух, как лупят, сволочи. С чего бы это? Давно такого не было.

Даже этим сибирским здоровякам нести меня было нелегко. Они тяжело дышали, при свете ракет опускали меня на землю, ложились рядом и отдыхали, потом по команде пожилого поднимались и двигались дальше среди огненных трасс, проносившихся во всех направлениях. Одна очередь прошла вдоль нашей процессии, и пули просвистели чуть выше нас, уходя в сторону веером.

– Стойте! Стойте! – стал тихо призывать я. – Опустите меня на землю и ложитесь сами. Тащите меня ползком за концы спереди, я буду руками помогать и одной ногой. Убьет вас при таком огне обоих.

Во мне все восставало против того, чтобы из-за меня погибли эти двое отважных людей, этот пожилой приветливый санитар, который называл меня сынком. А он отмахнулся:

– Главное, чтобы тебя не задело. А у нас работа такая. Будешь ползать, много не наработаешь. Ты лежи спокойно, не сползай на края, не сбивай ход. Ты не бойся, я тебя сзади полностью прикрываю собой. Еще немного осталось.

Я впервые узнал, что такое работа санитаров в пехоте, и проникся к ним безграничным уважением.