Дороги

— Хорошо, - выдавила она. Да что я в самом деле? Почему такая щемящая жалость к нему, ничего с ним не случилось, все ведь теперь хорошо… а лицо нездоровое, так чего ждать, ведь еще не восстановился полностью, несмотря на кондиционирование, а досталось ему в этой акции здорово. Вот и Данг до сих пор не справился с последствиями ранения, а Иволга всего две недели, как из больницы, ковыляет у себя в поместье. Что же здесь удивительного?

— Как муж? - спросил он так же спокойно, - прилично себя ведет?

— Да, нормально, - Ильгет замолчала. Что ему рассказывать? При мысли о муже тоскливо заныло сердце, все было не так, совсем не так, но не говорить же об этом.

— Ну а как у тебя здоровье?

— Боже мой, Иль, все это такие пустяки… совершенно нормально.

— Ты как-то выглядишь… не очень.

— Этой ночью мало спал, - неохотно сказал он, - так вышло.

Они замолчали. Переливы колокола, зовущие в церковь, прервали затянувшуюся паузу.

Родители вошли первыми, Данг нес ребенка на руках. За ними следовали Ильгет и Фелл. Женщины в белых длинных платьях простого покроя и кружевных альвах, мужчины - в светло-серых накидках, белых скетах. Отец Маркус в полном облачении, несколько министрантов уже ждали у крестильной Чаши. Остальные молча расходились по местам, ожидая начала праздника.

Откуда-то, казалось, из самих стен храма, зазвучала пронизывающая глубокая музыка. Два голоса, мужской баритон и высокое женское сопрано, подхватили мелодию, они пели на эдолийском языке древний гимн, и никто не подпевал им, все замерли, стоя. Ильгет стояла у Чаши, чуть позади Данга и Лири с младенцем, и вслед за музыкой, а позже - за словами священника, за общей молитвой, настроение ее сердца изменялось.

Ильгет видела в глубине храма Арниса, и ничто не шевелилось в ее душе, никакого содрогания, никакой щемящей и сладкой боли. О чем она думала только что, что подсказывало неверное зыбкое сердце? Арнис - просто друг, такой же вот, как Данг и Лири… почему они выбрали Ильгет крестной? Так трудно понять, ведь она гораздо слабее других, хуже, разве ей сравниться с квиринцами? Но раз так надо, подумала Ильгет, раз они попросили, не могу же я отказаться. Я сделаю все возможное, все, что смогу. Они встречались и разговаривали уже все вместе, родители, крестные, отец Маркус, говорили о будущем пути Анри, о том, кто и как будет его готовить к Первому Причастию, о чем нужно особенно помолиться, вообще - о нем, и о Данге с Лири. Я не могу отказаться, подумала Ильгет, и теперь эта нить связывает меня с Дангом и Лири, это как родственная связь, ведь не откажешься от своей матери и своих родственников, так же и тут, этот малыш - мой крестник, и я должна буду о нем молиться, и ему помогать, и так будет всегда. Ильгет с возрастающим радостным волнением наблюдала, как священник поливает маленькую головку святой водой, произнося привычные слова крещения…

После праздника и обычной Евхаристии все собрались в зале Общины, было угощение (Ильгет и сама напекла собственными руками, без коквинера, ярнийского печенья и принесла целый таз), был шумный, веселый гомон. Ильгет держалась поближе к крестнику и его родителям, смеялась, пила и ела, а натянутая струна внутри звенела все так же. Ильгет беззвучно, про себя молилась, чтобы как-то выразить это внутреннее чувство. Она вспоминала собственное крещение на Ярне. Ведь все было не так. Не было никаких друзей рядом, полузнакомые крестные из общины - так с ними близких отношений и не возникло. И храм далеко не такой красивый. И не та музыка. Все иначе. Но ведь точно такое же было ощущение - радости и свободы, подаренной просто так, ни за что, новой жизни.

Ильгет сама не понимала, каким образом слышала слова окружающих, и что-то отвечала, и хохотала над шутками…

Потом она вспомнила, что надо бы не слишком поздно вернуться домой и, распрощавшись со всеми, ушла.

Праздничное настроение улетучивалось по мере того, как она приближалась к дому. Ильгет вела флаер аккуратно - немного разучилась за время акции. Посадила машину (конечно, общественную, на свою пока не было денег) на стоянку, стала спускаться в квартиру…

Все правильно, надо немного перестроиться. Нет ничего хуже, чем когда приходишь воодушевленная, радостная из Церкви, а муж совсем в другом настроении, ты не попадаешь с ним в лад, могут возникнуть конфликты. Праздник кончился, начались суровые будни, подумала Ильгет, внутренне готовясь к встрече с мужем. И вдруг ей вспомнилась радость, пришедшая только сегодня. Ребенок же может быть, вполне, ребенок! Как отнесется к этой мысли Пита?

Дверь безмолвно распахнулась, Ильгет шагнула внутрь, на косые желтоватые прохладные квадраты коридора. В квартире никакого шевеления не замечалось. Она повесила плащ на гардеробную подставку, осторожно заглянула в гостиную. Так и есть, муж в любимой позе, на диване, с демонстратором, читает, а вероятнее всего, смотрит какую-нибудь комедию. Линкосом он уже овладел, хотя с Ильгет предпочитал говорить все еще по-лонгински. Невольная улыбка скользнула на ее лицо, она позвала тихо.

— Пита!