Дороги для смертников (Время одиночек 2)

  Здоровяк на одном плече нес массивную двустороннюю секиру, на другом солидный бочонок. Юноша тоже шагал не налегке. За поясом чуть изогнутый меч в черных ножнах, на плече странное оружие - будто широченная, в две ладони, остро отточенная стамеска на длинном древке. Человек, знакомый с китобойным промыслом, без труда узнал бы свой профессиональный инструмент - трокель. Им разделывают туши китов и добивают загарпуненную добычу. На суше такая узкоспециализированная штуковина не нужна, но юноша пока что не собирался избавляться от этой тяжести.

  Гостеприимный залив спутники покинули три дня назад. С тех пор они с утра до вечера топали по берегу моря, шаг за шагом продвигаясь на юг. Ночи они проводили в убежищах среди валунов, укрываясь парусиной, воду пили прямо из моря или из изредка встречающихся речушек, которые легко переходили вброд.

  Запас устриц закончился еще на второй день, с тех пор пополнять его было негде - попытки добыть продовольствие в море к успеху не приводили. В отлив обнажалась лишь узкая полоска дна, и все, что на ней удавалось найти - немного съедобных водорослей, которые уже надоели до тошноты, да и энергетическая ценность этой травы весьма сомнительна. Серьезная живность полосу прибоя избегала, а тихих бухт или заливов больше не встречалось. Один раз путники наткнулись на ободранную тушу кита, вынесенную под самый берег. Зловоние, испускаемое гниющим мясом, преследовало их потом еще долго - даже у вечно голодного Апа не возникло предложений отведать этот благоухающий "деликатес".

  Гигант, вчера уснувший без ужина, сегодня пребывал в мрачном настроении (завтрака и обеда ведь тоже не было), и все разговоры неминуемо сводил к продовольственным темам. Тим его почти не слушал, да и не всегда можно было расслышать - прибой местами ревел оглушительно.

  - Вот устрицами ты эти ракушки зря называешь. Они, вообще-то зовутся по-разному, но это точно не устрицы. Анийцы их уважают, и называют морскими щетками, а элляне тоже уважают, и зовут рыбьими гребнями. И едят их только вареными, или запеченными. А вот устриц принято есть сырыми. Им подрезают жилу, раскрывают, капают немного уксуса со специями, и все - можно в рот класть. Блюдо не из дешевых - они ведь водятся далеко не везде, им особые условия подавай. Говорят, некоторые островные царьки неплохо живут именно за счет устриц. Они их приловчились разводить - будто на огородах выращивают. Во все концы света их продают, особыми судами перевозят, оборудованными для их перевозки. Я, признать по чести, устриц и не пробовал ни разу, только видел пустые скорлупки - их на помойку приходилось таскать, когда я пацаном в трактирном углу подрабатывал. Но те, что мы ловили, мне понравились - если они и хуже устриц, то ненамного. Ох и вкусные заразы - жаль что закончились, надо бы нам побыстрее найти местечко вроде того залива, и наловить их побольше. Сделать запас на неделю, и только потом дальше идти.

  - Мы большой запас делали, да только ты решил его не растягивать. "Тим, да тут на один зуб нормальному мужику! Давай уже все доедим, а завтра чего-нибудь добудем".

  - Так ведь очень уж жрать хотелось. Когда есть нечего, голод терпеть необидно, а вот когда что-нибудь есть... Съели, значит съели. Забудем. Эх... Берег унылый... Ни бухты, ни залива. Даже речки, что попадаются, без предисловий сразу впадают в море. Да их речками называть стыдно - смех один. Не замочив штаны почти все переходили. Вода, правда, хорошая - чистая и холодная. Говорят, под осень во все эти речки и ручейки лосось заходит, чтобы икру отметать в верховьях. Странно дело - даже язва рыбе не помеха, плывут в места, куда человек сунуться боится. Лосося в ту пору так много, что он не помещается в русле, по берегам ползет вверх. И в каждом полное брюхо крупной икры - хватит мой шлем наполнить. Свежая икра это, я тебе скажу, нечто неописуемое. Но без соли к ней приступать нельзя - одна горечь на языке останется. Немножечко соли натрусить, перемешать хорошенечко, сверху покрошить зеленого лучку и берешь все это большой ложкой и в рот. И чувствуешь себя при этом как парень, которого, забыв кастрировать, определили евнухом в гарем какого-нибудь престарелого островного царька. А совсем благодать, если рядом стоит глубокая миска с вареной картошкой, посыпанной рубленым укропом и политой темным маслом, да еще жбан с ледяным пивком, желательно тоже темным. Пока все не слопаешь, из-за стола в жизни не встанешь!

  - Охотно верю, - Тим не мог припомнить случая, чтобы Ап прекратил трапезу до полного уничтожения всего съедобного.