Дороги домой больше нет

И последнее моё желание… я должна справиться со своими мыслями. Как разобраться, кому можно хоть честное слово доверить, а кому и его не стоит. Мне нужно знать, я не могу всю жизнь бояться!

Под громкие аплодисменты и поздравления я задуваю свечки. И сама кричу:

– Ура!

Торт мы, правда, весь не съедаем. Остаётся ещё чуть меньше половины. Гномы приятно удивлены, что я пригласила их как настоящих гостей, а не для того, чтобы они исполняли обычную роль прислуги.

Фёдор зачем-то просит взглянуть на «человеческие штучки» и я оставляю ему всю коллекцию.

– Если получится заставить их работать, считай – это подарок на день рождения от меня, – говорит он на прощание. Сегодня колдун явно не собирается заседать в сарае со зверушками, а Алиса уже опять ушла куда-то.

Я ещё шатаюсь какое-то время без дела, пока не приходит предложение от Фёдора заняться наши излюбленным делом.

Теперь мы сидим в том сарае, колдун ковыряется в моём старом компьютере и изредка подсказывает мне, что делать. Я же впервые самолично вытаскиваю колючку из лапы медвежонка. Не спрашивайте, как я не завопила ещё от страха. Просто, наверное, уже начинаю привыкать и верю таким умным и доверчивым глазам зверя.

Я постепенно понимаю фразу Фёдора «хотя звери не говорят, они тебя прекрасно понимают». Не брыкаются, не вырываются и напасть не пытаются. Действительно умны.

Неужели животные и правда понимают, что мы хотим помочь?

Глава двадцать первая. Друзья познаются в беде, а у меня их нет

Что сказать… каникулы прошли хорошо. А в школу идти пусть и лениво, зато снова поколдовать мне уже не терпится.

Стоит вернуться в школу, как я тотчас вспоминаю, что в ней не люблю. Уже «троицу хихикающих девчонок» и кислые мины Тимки с Семёном. Как на зло, кто-то переносит зельеварение на первый урок, и уже через десять минут мы все воняем не хуже, чем наш учитель. Мороз-Мороз-Морозко! Отличное начало для, и я тут даже не шучу. Я возмущаюсь!

И всё-таки в школе есть то, что я обожаю. Например, уроки заклинаний. И учитель отлично объясняет и помогает, если что-то неясно; и заклятья интересные, и весьма, весьма необычные; и получается у меня всё отлично.

Но я не устаю задаваться вопросом: почему я на этих уроках лучшая, если некоторых моих одноклассников учили этому «искусству» едва ли не с младенчества? Шучу, не с младенчества, но ещё до школы.

На перемене Снежка неустанно трещит о том, как она провела каникулы, и почему я не дала ей свой адрес, а то мы, – о горе! – ни разу не виделись. В любой другой ситуации и с любым другим человеком я бы поддержала разговор. Но, эй, это ведь Снежка! А ей я не верю. Не верю ни на миг и ни на грамм. Мало ли?..

Так… а чем я Тимке опять насолила? Или он с прошлого раза не отошёл? Кстати… А что было-то в прошлый раз?

Впрочем, какая разница. Обо всех заботясь, на себя не хватит. Поэтому я просто думаю о своём, а точнее о том, что ждёт меня по возвращению домой: сегодня обещал забежать «зверушка» повидать Фёдора и «шашлычок».

День за днём, день за днём. А учителя теперь неустанно твердят нам, что… Я, пожалуй, даже процитирую: «Первые экзамены самые сложные, а на четвёртом и шестом курсе – самые важные!». Вот и всё.

Два раза в год. В ноябре и в апреле. И я даже догадываюсь, почему наши – самые сложные. Потому что мы не знаем, чего ждать и даже как именно готовиться. На всякий случай я решаю случать на уроках повнимательнее. (Хотя куда же ещё внимательнее? Я в новой школе проявляю и так незнакомые самой себе чудеса внимательности.) Не хотелось бы завалить ту же историю на первом же экзамене.

Я учусь, периодически оказываюсь у Олега или на отработках и почти забываю про ту записку. Шестая. Это единственное слово, что меня хоть сколько-нибудь зацепило и не отпускает до сих пор. Слишком много думаю я об этом слове.

Тимка по-прежнему косо на меня поглядывает. И реальный повод ему злиться на меня появляется только спустя две недели после конца каникул.

Мороз Николаевич никак не оставит наш урок в покое, и каждую неделю зельеварение в разное время. Сегодня среда и сегодня оно у нас последним уроком. Я случайно возвращаюсь в класс, испугавшись, что забыла там ручку, когда Тимка зачем-то ныряет по учительский стол.

– Ты что делаешь? – спрашиваю я, подходя ближе.

– Тише ты, а лучше помоги! – будто бы и не меня считает брат Алисы, если не злейшим врагом, так серьёзным неприятелем.

– Ты что удумал? – сухо спрашиваю я, поднимая с пола какую-то странную штуку.

– Тише ты, а вон ту штуку, подай сюда, пожалуйста, – просит он, не вылезая из-под стола. О, мне уже жуть как интересно, что Тимка делает и чем наше дело кончится. Я отдаю ему деталь. – Мороз Николаевич уже надоел со своим переносом занятий, поэтому… я раздобыл одну штуку и… ему розыгрыш не повредит. А вот это подержи…

Не могу ответить на простой вопрос: зачем? Зачем я ему помогаю? Проблем мне мало?

Внезапно что-то прямо в руках Тимки взрывается и, по крайней мере, наши руки в синей краске. Я тихо ругаюсь себе по нос.