Автор тешит себя наивной надеждой, что у него найдутся читатели, перед которыми ему не придется защищать евреев европейского Востока; читатели, которые склонят голову перед страданием, величием человеческой души, да и перед грязью, вечной спутницей горя; западные европейцы, которые не кичатся чистотой своего матраса, которые чувствуют, что им есть чему поучиться у Восточной Европы, и которые, верно, знают, что из Галиции, России, Литвы, Румынии выходят великие люди и большие идеи, приносящие (с точки зрения этих читателей) изрядную пользу, помогая укреплять и достраивать прочное здание западной цивилизации — отнюдь не только карманные воры, которых в газетном репортаже с места событий, этом подлейшем продукте западноевропейской культуры, принято именовать «гостями с Востока».
Эта книга, увы, не сможет рассказать о восточноевропейском еврействе так подробно и вдумчиво, как этого требует и заслуживает выбранный мною предмет. Здесь лишь бегло обрисованы люди и обстоятельства, имеющие отношение к этой проблеме. Читатель найдет на этих страницах лишь отрывочные заметки о громадной теме, для изложения которой во всей полноте автору необходимо было бы самому пройти дорогами всех скитаний, выпавших на долю нескольких поколений евреев Восточной Европы.
Восточные евреи на Западе
Живя у себя на родине, еврей Восточной Европы не видит социальной несправедливости западной жизни; не видит всемогущества предрассудка, который властвует над средним западным обывателем, определяя его пути и поступки, обычаи и взгляды на мир; не видит тесноты западного горизонта, изрезанного фабричными трубами и загроможденного электрическими станциями; не видит ненависти, набравшей такую силу, что эту ненависть заботливо оберегают — как живительное (но в то же время убийственное) лекарство, как негасимый огонь, на котором подогревается эгоизм всякого человека и всякой страны. Восточноевропейский еврей тоскует по Западу, чего Запад совсем не заслуживает. Запад для восточноевропейского еврея — это свобода, возможность трудиться и проявлять свои дарования; это справедливость и независимая власть духа. Западная Европа шлет на Восток инженеров, автомобили, стихи и книги. Шлет рекламное мыло и правила гигиены, шлет полезное и возвышенное, всячески наряжается и приукрашивает себя. Германия, например, до сих пор остается для евреев Восточной Европы страной Гете и Шиллера, немецких поэтов, которых всякий любознательный еврейский мальчик знает лучше, чем наш украшенный свастикой гимназист. За время войны восточноевропейским евреям довелось познакомиться лишь с генералами, по чьим приказам распространялись гуманные воззвания к иудейскому населению Польши, составленные военным пресс-бюро[1]
— не с теми генералами, которые за всю жизнь не удосужились прочесть ни одной беллетристической книги, но все равно проигрывают войну.Восточноевропейский еврей не замечает достоинств собственной родины. Не замечает ни бескрайности горизонта, ни добротности человеческого материала, из которого получаются святые, убийцы из безрассудства — и мелодии, исполненные грустного величия и сумасшедшей любви. Не замечает добродушия славянина, чья неотесанность все же пристойнее, чем укрощенное скотство западного европейца, который отводит душу в разврате и, галантно приподняв трусливой рукой котелок, тихой сапой обходит закон.
Евреи не видят красоты восточных земель. В деревнях им жить запретили, в больших городах — запретили. Они ютятся в трущобах на грязных улицах. Сосед-христианин грозит еврею. Барин его колотит. Чиновник сажает под стражу. Офицер по нему стреляет, причем безнаказанно. Собака его облаивает — своим нарядом еврей раздражает животных не меньше, чем примитивных людей. Воспитание евреи получают в сумрачных хедерах. С ранних лет узнают они мучительную безысходность еврейской молитвы; страстную войну с Богом, который больше наказывает, чем любит, а всякое удовольствие заносит тебе в «дебет» как прегрешение; узнают непреложный долг — учиться и юными, жадными до впечатлений глазами искать отвлеченное.