Дороги и Тропы (СИ)

Она даже не спросила, можно ли было пойти за мной в Убежище, подумал ваюмн. Не пришло в голову? Или сразу догадалась, что здесь ее никто не отпустит, а там ее не примут, и, прежде всего, Ноалика. Дочь Знающей удалась в матушку: ревнива, своенравна, скрытна и злопамятна. Для нее возлюбленная отца — худшая из соперниц. Мастер Гайдиар на секунду представил, как им пришлось бы жить, если бы он забрал Тайри с собой. Ему пришлось бы как-то защищать ученицу от выходок дочери, от нападок и ледяного презрения соотечественников, от глухого неприятия, а может, и открытой враждебности своих близких друзей — тех, кто еще жив. Скорее всего, она ни слова бы не сказала, терпела бы с улыбкой все эти косые взгляды, жила бы затворницей — ради него. Но разве такой жизни для любимой он хотел? Разве она заслужила это? Каково жить, лишившись привычной свободы действий, круга общения, простых житейских радостей? Мука это, а не жизнь, особенно, когда все вокруг волками смотрят. Почему он так думал? Да потому что хорошо знал своих соотечественников. Подавляющее большинство их не испытывало ни малейшей благодарности ни к миру который приютил их на целых четыре сотни лет, ни к людям, его населяющим. Они считали свою спокойную, безбедную жизнь на острове Юм собственной заслугой, результатом хитрой игры, умением получать желаемое от глупых доверчивых варваров. Не пустили бы на этот остров — нашли бы другой, высадились на Оставленном материке, да хоть в Запретных Землях… Камень, пустыня, непроходимый лес — какая разница, если обустроить жизнь помогают посвященные Орсейи, а дармовой Силой этот мир пропитан сверху донизу. Пусть варвары будут счастливы, что рядом с ними какое-то время поживут люди из любимого народа Предстоящих. Те, кто видел Пресветлых, слышал их речи, ощущал заботу… Хотя, где им понять! Местные уже многие тысячелетия живут, как трава, им неведомо благотворное внимание Высших сил. Поэтому Оргре просто воспользуются таким удобным миром, отыщут необходимое и уйдут, забыв его, как дурной сон. Время для тех, кто в Поиске, значения не имеет, а вот для тех, кто рядом, бывает по-разному… А ведь никто не исключил, что чужаки просто физически не смогут войти в Убежище…

Странно, он должен думать сейчас вовсе не о соотечественниках, а о любимой, но в голову лезли именно они. «Наверное, я чудовище», отстраненно подумал мастер Гайдиар. «Не такое древнее, как один знакомый синеглазый дракон, но гораздо более чуждое, и, к тому же отвратительное. Сижу, жду приговора и не могу отделаться от ощущения, что всё это мне снится».

Ваюмн поднял голову, встретился с потемневшим и очень решительным взглядом ученицы, и в голове мгновенно стало пусто, а сердце отчаянно дернулось, будто налетев на острие ножа.

Тайри очень аккуратно собрала разлетевшиеся по столу листы бумаги, исписанные четким почерком мастера, сложила их пополам, положила сверху узкие ладони.

— Я не знаю, что в таких случаях надо говорить, Гай. Поэтому скажу правду… — она глубоко вдохнула и продолжила, — Узнай я всё это в первый день моего ученичества, ничего бы не изменилось. Возможно, я продержалась бы дольше, и ты ничего бы не узнал, но… Уж как есть. И теперь, даже если ты прямо сейчас найдешь свою девочку и исчезнешь, тут… — Она прижала ладонь к сердцу. — …ничего не изменится. В таком случае, что это меняет? — она постучала пальцем по бумаге.

— Ничего. Это не меняет ничего, Тайри. Ни того, что даже там, куда я вынужден буду вернуться, мои чувства и мысли останутся прежними. Ни того, что тебе будет больно. Ни того, что я безропотно приму любое твое решение. Лю-бо-е.

— Решение… — юная герцогиня горько усмехнулась, — это всегда так… серьезно. Значимо. Я могу поступить со всех сторон правильно. Построить между нами стену изо льда. Жить дальше — не понятно зачем. На сжатых до хруста зубах и с дырой вместо сердца. Здоровенной такой дырой, без дна и света, которая постепенно сожрёт всё: радости, стремления, планы, весенние цветы, летние звезды. Все, что светилось, пело и смеялось, и меня саму тоже. Даже боль и горечь от несбывшегося канет в нее, оставив лишь пустую мертвую оболочку. Куколку, так и не ставшую бабочкой. И кому от этого лучше будет? Зачем тогда ты выцарапывал меня у всемогущего Времени и его служителей? Честное слово, менее жестоко было бы отдать меня им.

Как же она права, эта чудесная девушка! Мастер Гайдиар, кроме всех прочих чувств, испытывал сейчас к ней огромную благодарность. За откровенность, за мудрость, явно не свойственную ее возрасту, и за смелость. Ну и, чего скрывать, за то, что она решила именно так.

— В конце-то концов, как ты уже сказал, это ничего не меняет. Это неправильно, я знаю. Но правильных Даллетов никто и никогда не видел.

— Что, совсем-совсем никто? — напряжение отступило, и ваюмн уже мог улыбаться.

— Скажу по секрету, я видела.

— Только не говори, что в зеркале.