Дороги хаджа

Оставшись один, Егор, вдруг почувствовал, как на него наваливается усталость. Он посмотрел на спящего друга, затем прилег на соседнюю скамью, вздохнул и закрыл глаза.

Храм Гроба Господня (продолжение)

– Мне нужно идти, – ласково произнесла Йасмин. – Отец будет ругаться.

Али силился понять каким образом Шамс ад Дин Туграи, умерший несколько лет назад может ждать ее, а тем более ругаться. Но сказать о том, что ее отец умер, он не решался, боясь причинить ей боль.

– Ты моя жена, – вместо этого произнес он, – почему он должен ругаться.

Но Йасмин нежно погладила его по лицу и высвободилась из его объятий. В следующий миг Али открыл глаза и долго лежал, постигая действительность и от этого все больше мрачнея. Спящий на соседней скамье Егорка оглашал своды храма богатырским храпом.

«Это он меня разбудил», – подумал Али.

Поняв, что заснуть больше не удастся, Али сел и только сейчас осознал, как сильно у него болит голова. «Душно здесь, еще эти свечи горят день и ночь. Не надо было столько пить». Али стал яростно растирать пальцами голову. От этих движений боль на короткое время отступила, но тут же накатила с еще большей силой. Али невольно застонал.

– В этом случае, лучше еще выпить, – посоветовал ему чей-то голос. И этот голос принадлежал не Егорке. Удостоверившись, что Егорка спит, Али повернул голову и увидел очертания человека, стоявшего в арочном проеме, ведущего в большой зал.

– Да, да, – сказал незнакомец. – Человечество ничего лучше еще не придумало в борьбе с утренней головной болью. Особливо после вечерних или ночных возлияний.

– Фома? – неуверенно спросил Али.

– Ну что ты, какой же из меня Фома?

Лицо незнакомца осветилось благодаря тому, что на алтаре сразу несколько свечей вспыхнуло необычайно ярким огнем. Орлиный профиль красивого лица, в каждой черте которого сквозило благородство, свидетельствовал о том, что его имя не Фома.

– Меня зовут Назар.

– Ты здесь работаешь? – спросил Али.

– В некотором роде, – неопределенно ответил Назар.

Али опустил глаза, из-за яркого света и головной боли ему было тяжело смотреть на незнакомца.

– Я не пью с утра, – нехотя сказал он, – спозаранок, в такую рань.

– Это разумно, – согласился Назар. – Хотя, Омар Хаям говорил мне, что лучше всего пить именно на рассвете.

Али отметил это – «говорил мне», но решил не увязать в деталях, надеясь, что незнакомец уйдет, избавив его от необходимости продолжать разговор. Но тот не отставал:

– Тем более, что до утра еще далеко, и я бы на твоем месте не пренебрегал опытом всего человечества.

– Вчерашнее вино изрядно кислило, – сказал Али, – а сегодня, верно, превратилось в уксус. Тем более, что они его называют кровью Христовой. Так что говорить не о чем. Извини, друг.

– Это метафора, – заметил Назар.

– Да, да я понимаю. Но я не расположен к разговору. Не мог бы ты не мучить меня беседой. Я полежу, может, и голова пройдет.

– Ни в коем случае, спать при головной боли – последнее дело. Вот выпей все- таки.

Али понял, что с этим человеком проще согласиться, чем объяснить, почему ты этого не хочешь сделать. Он поднес к губам кувшин, пригубил, делая вид, что пьет. Но губы распознали великолепный вкус вина, и он стал пить глоток за глотком, пока хватило дыханья. Когда он оторвался от глиняных краев кувшина и перевел дух, от боли в голове осталось слегка ноющее, тупое воспоминание. Али взглянул на Назара.

– Ты был прав, – сказал он, – спасибо.

– Пустое, – ответил Назар, – для чего живем? Чтобы помогать друг другу. А как же иначе. Благословенный пророк, да будет доволен им Аллах, сделал его недозволенным, но, как известно, нет правил без исключения. К тому же другого средства унять похмельную боль не существует. Вообще-то лично я также придерживаюсь запрета – харам. Но ты другое дело. Ты ведь и до этого не особо придерживался правил.

– К чему столько слов? Я уже все понял и согласился, а ты продолжаешь убеждать меня, – заметил Али.

– Возможно, но в таком деликатном деле лучше сказать лишнее, чем недоговорить. У меня благие намерения.

– Помню как-то я пил арак в одной горной деревне, – сказал Али. – Появилась ватага одного из мамлюков Узбека, я хотел скрыться, но попался. Наутро у меня трещала голова, их главарь уговаривал меня выпить. А я глупец отказался. Да. А что же касается запрета вина, то в этом есть определенный парадокс. Зачем было запрещать его при жизни, и обещать в раю. «В садах Эдема, в которые они войдут, украсившись там браслетами из золота и жемчуга, одеяния их там шелк….» [14] Ну и так далее.

– О да, я вижу человек ты сведущий, – заметил Назар, – пойдем, прогуляемся, я хочу показать тебе кое-что.

– Ворота заперты, а то бы мы сами давно ушли, – ответил Али, – а ходить по этому храму, у меня нет никакого желания. Позволь мне лучше посидеть на этой скамье и насладиться тем, что у меня не болит голова. Я бы еще выпил.

– Пойдем, – настаивал Назар, – это не займет много времени.