Дороги, которые нас меняют (СИ)

— Гермиона, хорошо, что ты здесь! Я никак не могу понять, что за трава может использоваться одновременно для лечения магических животных, приготовления сыворотки правды, и ещё… — Джинни оторвалась от своего пергамента и запнулась. — Гермиона?

— Скорее всего речь идёт о диоцинтусе.

— Пофиг на этот диоцинтус. Ты выглядишь так, будто прошла все задания Турнира Трёх Волшебников в один день.

— Так плохо? — попыталась улыбнуться Гермиона. Наверное, вышло не очень удачно, потому что Джинни посмотрела на неё с ещё большим беспокойством.

— Ты опять не спала всю ночь?

— Спала, — если считать сном те короткие минуты, когда она проваливалась в пустоту, не в силах оставаться в сознании.

— Не похоже. Что с тобой? И не смей пудрить мне мозги рассказами, что ты упала с лестницы, я не мой брат!

Что ей сказать?

«Он меня изнасиловал, Джинни. И будет продолжать это делать. Столько раз, сколько захочет. Столько раз, пока ему это не надоест. Столько раз, пока от меня не останется одна оболочка прежней Гермионы. Пока я не умру. Или пока я не убью его.»

— Мне очень плохо, Джинни, — и она разрыдалась в объятиях подруги.

Наверное, на неё смотрели сейчас все ученики, находившиеся в библиотеке. Смотрели озадаченно, в недоумении, но потом опускали глаза и возвращались к своим делам. Ведь их жизнь продолжалась. У них было всё в порядке.

— Ладно, ладно. Поплачь, если тебе нужно. А потом расскажи мне всё. Мы тебе поможем. Вытащим из любого дерьма.

Но только не из этого, Джинни.

Наконец, выплакав все свои слёзы, Гермиона отстранилась и попыталась привести свой внешний вид в порядок.

— А теперь говори. Я пойму.

— Я… Я не могу больше встречаться с Роном.

— И поэтому ты так убиваешься, дурочка? — недоверчиво посмотрела на неё Джинни. — Конечно, он мой брат и всё такое… Но если он тебе не нравится, то ты не должна это делать. Он переживёт.

— Я не могу сама сказать ему это.

— Значит, я поговорю с ним. Люди постоянно начинают встречаться, а потом расстаются. Это не трагедия. Просто для тебя это первые отношения, и ты так переживаешь. Я тоже переживала, когда расставалась с Дином. Но ты имеешь право быть счастливой с тем, с кем хочешь.

— Спасибо, Джинни.

А потом холодок пробежал по её спине, будто она попала в порыв ледяного ветра. И ей не надо было поворачиваться, чтобы понять: он зашёл в библиотеку, он подходит к ней, он стоит прямо за её спиной.

— Снейп просил нас зайти по поводу собрания старост. Ты не забыла, Грейнджер?

***

Они молча шли к Выручай-комнате. Она впереди, он следовал за ней.

— Только… не та спальня.

—Что, гриффиндорские кровати слишком хороши для этого, Грейнджер? Будь по-твоему.

Драко прищурился, обдумывая внешний вид комнаты. Потом повернул ручку появившейся перед ними двери. Огромная кровать с чёрным шёлковым постельным бельём занимала всю центральную часть, подчёркивая, зачем они здесь.

— Так тебя устраивает?

Грейнджер ничего не ответила. Просто стояла, опустив голову. Драко поднял её подбородок и поцеловал.

Это было совсем не то, чего хотел хищник внутри него. Чёрт, да в дохлой рыбе больше жизни, чем в девушке, которая стояла перед ним с таким покорным видом.

«Ты что, так быстро сломалась, Грейнджер? И что мне теперь с тобой делать? Избить? Пытать? Притащить сюда этого недоноска Уизли и наставить на него волшебную палочку, чтобы ты разозлилась? Чтобы увидеть хоть какие-то эмоции на твоём лице.»

— Ты не могла бы добавить больше… страсти?

— Страсти? — она выплюнула это слово, впервые поднимая на него взгляд. Взгляд, в котором зажглись первые огоньки гнева.

Уже лучше, Грейнджер.

— И я говорил тебе вчера про духи…

— Вот тебе твои чёртовы духи, подонок! — она достала из кармана флакончик и с силой швырнула его на пол. Густой, тяжёлый запах ванили заполнил комнату.

Да, так гораздо лучше, Грейнджер.

— Я куплю тебе новые. Кстати, не хочешь яблоко?

Гермиона не понимала вообще ничего. Он… улыбается? И зачем он протягивает ей яблоко? С подозрением она уставилась на фрукт в его руках. Он его отравил? Накачал зельем подчинения? Нет, это просто смешно.

Она взяла из его рук красный плод — как ты можешь что-то брать у него, Гермиона?! — и повернула другой стороной. Зелёной стороной. Это был намёк?

— Что тебе от меня ещё надо?

Малфой наклонил голову влево.

— Я же знаю, что в тебе это тоже есть, Грейнджер. Этот зверь тоже сидит внутри тебя. Эта страсть. Эта жажда. И раз ты ничего не можешь изменить, так почему бы тебе не дать своему зверю свободу?

Потому что тогда она будет уже ненавидеть не его, а себя. Потому что это будет означать, что она не просто позволяет ему делать — она сама делает.

— Во мне этого нет, Малфой.

— И именно поэтому твой пульс так участился?

— Это страх.

— И поэтому твоё дыхание стало таким прерывистым?

— Это страх!

— И поэтому ты так смотришь на меня? Так ждёшь, когда я снова тебя поцелую?

— Это просто страх, ублюдок!

— Ты хочешь меня, Грейнджер. Твоё тело хочет меня. Твоё тело знает, как идеально подходит к моему. Не сопротивляйся ему.

— Я. Никогда. Тебя. Не. Захочу!

Она кричала. Она была в ярости.