Читаем Дороги моря полностью

Пока я пытаюсь ускользнуть от матери, Мораг ловит меня за руку, несильно, но достаточно, чтобы притормозить, разворачивает к себе, – Снова этот монструозный мальчишка, правда?

«Этот монструозный мальчишка» имел имя, имел возраст, имел потрясающие черные кудри, в них можно было зарываться пальцами и поразительно терять себя в этом процессе, этот мальчишка прятал лицо у меня в ладонях, этот мальчишка.. С этим мальчишкой мы часто говорили друг другу «Ты ощущаешься домом.» Которого у Илая никогда не было, который был у меня, но ощущался скорее отелем или тюремной камерой. Мораг поджимает губы, когда я осторожно киваю и добавляю, – Я вернулась не настолько поздно, еще до уставленного тобой комендантского часа, я не понимаю, в чем проблема.

Мораг издает смешок, неожиданный совершенно, невеселый, – Хочешь знать, в чем проблема? Поставь себя на мое место. Где ты пропадала? Что ты с ним делала? И самое интересно, Карли, детка, куда это нас приводит?

Я ненавидела дурацкое сокращение. Мама не знала другого проявления нежности. Все это ставило нас в крайне неловкое положение. Я вопросительно приподнимаю брови, вроде «И куда же?»

– Ну же, Скарлетт, какие у этого мальчишки перспективы? Сдохнуть, не достигнув двадцатилетнего возраста от передоза или от пули? На это ты рассчитываешь, такие у тебя планы на будущее? И я бы так не напирала, Скарлетт, я бы так не напирала, но с момента его появления я тебя почти не вижу, и, послушай, меня это беспокоит, меня это действительно беспокоит.

Я вспыхиваю как спичка.

Щелчок.

Искра.

Пламя.

– Ах. Теперь ты беспокоишься? Вот теперь она беспокоится? Потрясающе, мама, просто феноменально. То есть, по-твоему шестнадцать лет ребенка можно просто игнорировать и воспринимать его как мебель, а потом он начнет встречаться с нежелательным для тебя элементом и вот тогда он станет видимым? Вот тогда можно будет начать задушевные разговоры и заявлять о своем беспокойстве? У меня для тебя новости, матушка, ты не имеешь права на беспокойство, ты не имеешь права об этом говорить. Где ты была все это время? По какому дурацкому праву ты сейчас играешь в обеспокоенную родительницу??

– Другими словами, дело исключительно в том, что по-твоему мнению я уделяла тебе недостаточно внимания?

Мораг – лицо праведного негодования, образ практически иконописный, напомните мне начать новую картину. Дерьмо, дерьмо, дерьмо!

– Ты вообще его не уделяла, будем откровенны. Забивала все мое время дурацкими курсами и кружками, отправила в школу с пансионом, лишь бы не видеть лишний раз, делегировала обязанности матери кому угодно, лишь бы не выполнять их самой. Ты всегда меня сторонилась, тебе всегда было за меня стыдно, ты считала меня фриком, ненормальной, больной, а теперь, когда у меня есть что-то важное, что-то свое, что-то, что ты не можешь контролировать – ты все равно делаешь все о себе, Мораг, все всегда о тебе! Ты беспокоишься, ты не уделяла мне достаточно внимания. Ты ничего о нем не знаешь, ты вообще ничего не знаешь об Илае, о том, что есть между нами, но ты все равно продолжаешь. Я – не твоя маленькая девочка, очнись, для этого слишком поздно.

Когда-то я могла перегрызть любому горло просто за то, чтобы Мораг, ослепительная, невероятная Мораг, любила меня чуть больше. Это время прошло.

И та удивительная вещь, та связь, что существует между мной и Илаем, мне дурно, мне противно от того, что она и это пытается вывернуть, как выворачивала все вокруг меня, как неизменно тыкала меня носом в собственное уродство и собственное несовершенство. Не трогай, убери свои руки.

– Хорошо, – она произносит это холодно, на меня она снова не смотрит, она не любила на меня смотреть, дверь, едва приоткрывшись, захлопывается с грохотом. Я все для нее была слишком бледная, слишком высокая, слишком нескладная, ее маленький кузнечик и сотня других обидных вещей, которыми она меня называла.

Мягкий шепот Илая выдыхает в ухо: «Ты такая красивая, я поверить не могу, что ты позволила мне к себе прикоснуться.»

И я хохочу, заливаюсь просто смехом, что же, самый красивый объект в комнате уже на тебе. Что ты будешь с этим делать?

Ледяной голос Мораг прорезает тишину, возвращает меня к реальности. Она как всегда отказывает мне в честности в разгаре ссоры, ее голос звучит четко, она чеканит каждое слово, – Я все еще рассчитываю увидеть тебя завтра дома, готовой к вечеринке, прояви уважение, это в твою честь и я действительно, хотя ты можешь мне не поверить, старалась.

Так старалась, что ни разу не спросила моего мнения. Тебе же лучше знать, в самом деле. Я продолжаю ее слушать.

– Очень надеюсь, что несмотря на твои новоявленные высокие отношения, которые мне, разумеется, не постичь, мы обойдемся завтра без досадных эксцессов, которым сопровождается каждое появление этого мальчика, правда, Скарлетт?

Я выдаю самую фальшивую из всех возможных улыбок, демонстрирую ей зубы, – Правда, Мораг.

Она осматривает меня, ищет, ищет, ищет и находит, – И сними эту футболку. Ты выглядишь, как бродяжка.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза