Дороги Рагнара Ворона (СИ)

— Остального я тебе не могу рассказать, хевдинг. Иначе заклятье потеряет силу. Старуха потом сказала, что мой страх теперь стал отдельным человеком из плоти и крови, почти что настоящим человеком. С одним испепеляющим его желанием, которое станет невыносимым, когда мне исполнится двадцать лет — вернуться к тому, с кем его разлучили. И тогда, сказала старуха, он пустится в путь и ничто его не остановит. Если меня убьют, умрет и он. Потому он стремится догнать меня раньше. Потому вся моя жизнь — скитание. Я не боюсь его, хевдинг, я вообще ничего и никого не боюсь, но я просто понимаю, что мне нельзя воссоединиться с ним, как он того хочет. Я слишком много потеряю. Целую жизнь. Я не боюсь смерти, мне просто жалко умереть, не получив и не повидав всего, чего бы мне хотелось. Жизнь интересна мне всяким проявлением, Харальд, и я не боюсь, что завтра она может повернуться ко мне задом. Я неутолимо голоден до жизни — до победы, до славы, до успеха, до власти, до известности, до богатства, до счастья! Я единственный человек, который может любить, не боясь предательства, хевдинг. — Ворон на миг закрыл глаза и хрипло перевел дыхание. — Я знаю, что страх лишит меня большей доли жизни и ее вкуса, потому спешу жить, воевать, странствовать. Потому я часто побеждаю, что разум мой свободен от страха. Я слышал, что страх прибавляет остроты чувствам, если преодолеть его. Не знаю, да и не хочу знать. Потому я хочу уйти за море, за два, за три моря, лишь бы он потерял меня навсегда! Я нашел новую землю, хевдинг, я хочу уйти туда со своими людьми и жить, не готовясь каждый миг пуститься в путь.

— Если ты так не хочешь, чтобы он догнал тебя, отчего бы тебе просто не пойти ему навстречу и не убить? — спросил, подумав, Харальд, сын Канута.

— Я всегда старался держаться от него как можно дальше. Если даже он просто схватит за руку, все будет кончено. И, кроме того, я не мог его убить.

— Не мог? А теперь можешь? — спросил заинтересованно Харальд.

— Тролль Рандвар, по ошибке отдавший мне копье Одина, желая посмеяться над глупым викингом, сказал, что им я могу убить даже его. Я верю Сокрытому Народу, Харальд. Он хотел соврать, будто это то самое копье и всучить мне обычное. Но я уверен, что про само копье он сказал правду, — твердо сказал Ворон и посмотрел в глаза хевдингу братьев-берсерков.

— И что ты надумал, Рагнар Ворон? — поинтересовался Харальд.

— Не знаю, могу ли я убить его, и что случится, если я его убью, но я все-таки его убью. — просто сказал Ворон.

— Да, боги не ошиблись на твой счет, викинг. Ты последний из хевдингов, заслуживающих долгой памяти, — одобрительно сказал Харальд. — Но не думаю, что многие бы захотели повторить твой выбор, Ворон. И не думай. Я никому не скажу о том, что ты мне рассказал. Это слишком страшная тайна.

— Спасибо, Харальд, — ответил Ворон, помолчав. — Думаю, что если кому и можно было бы рассказать это, то тебе, давно умершему сыну конунга Канута. — Харальд громко рассмеялся, Ворон вторил ему, остальные братья, не понимая, что послужило поводом для смеха, присоединились к ним. Над драккаром еще долго царило бурное веселье, викинги хохотали от души, пока за борт не свалился от смеха Оттар, после чего все просто завыли от смеха. Мокрый, смеющийся Оттар снова влез на борт, и кто-то из братьев просто зашелся от хохота и простонал, не в силах совладать с собой: «Драуг! Бегите, бегите все! Это драуг!» Сыновья Канута долго не могли успокоится, как вдруг, уже стоявший на носу Харальд, громко крикнул:

— Слева по борту драккар! Идет прямо к нам! — И все бросились смотреть.

— «Морской Змей»! — не веря своим глазам, крикнул Ворон, — драккар короля!

— Добро! — крикнул Харальд. — Пока быстро встань к кормилу, да надень мой плащ и спрячь лицо. Говорить с ним буду я!

Так Рагнар Ворон шел с сыновьями Канута в Данию.

Глава двадцать пятая, в которой Рагнар Ворон продолжает путь к Дании

«Морской Змей» подходил все ближе. Ворону, закутанному в плащ с капюшоном, нечего было бояться, что его узнают, поэтому он с интересом поглядывал на приближающийся драккар. Драккар короля был в несколько раз больше драккара сыновей Канута, и потому люди на «Морском Змее» вели себя не так осторожно, как следовало бы, приближаясь неизвестно к кому. Щиты на «Морском Змее» были пока повернуты мирной стороной, но надменное лицо Ингольфа, стоящего на носу, говорило, что каждый миг все может резко перемениться.