Дороги Рагнара Ворона (СИ)

— Нет, с моим разумом все хорошо, ярл Ингольф. Ворон у нас за кормчего, никаких нареканий на него нет, так что отдать тебе, за здорово живешь, нужного на драккаре человека, повторюсь, мы не можем. Кормчий, море… Сам понимаешь! — негромко, загадочным голосом ответил Харальд и таинственно подмигнул ярлу. — Так что, ярл Ингольф, не обессудь. Разворачивай свое водопойное корыто и иди, куда шел. У нас много дел, а путь неблизкий. Королю передай мое почтение и сожаление, что я не смог ему ничем помочь. Я верю, что он поймет меня!

— Вижу, что ты сам ищешь смерти, Харальд Камешек. Отдай Ворона, или я убью всех вас. Это говорю тебе я, ярл Ингольф… — начал было Ингольф, но Харальд перебил его:

— Знаем, знаем. Правая рука короля Норвегии. Каково же будет королю потерять свою послушную, любимую правую руку! — протянул он с сожалением, и вдруг голосом, в котором не осталось уже ничего человеческого, взвыл: «Вперед, сыновья Канута!»

Преображение было столь разительным, что растерялся даже Ворон, стоя у кормила. Вот только что эти люди были обычными, смешливыми здоровяками, дружелюбными и неспешными и вот, миг спустя, сыновья Канута одним комом ярости буквально выплеснулись на борт «Морского Змея». Именно, что выплеснулись, так как людей Ингольфа, стоявших там, в ожидании приказа, словно смыло за борт этой ревущей волной в простых, неподпоясанных белых рубахах.

Ворон сам был викингом, он часто сражался, его нередко охватывала ярость, но такого он и представить себе не мог. Отталкиваясь от палубы своего драккара, сыновья Канута уже в воздухе будто обращались в диких зверей. С их губ падали клубы пены, глаза наливались дурной кровью, от рева и воя берсерков, казалось, дрожали скалы. Оружие они похватали как раз в тот момент, когда их призвал Харальд. Ни щитов, ни шлемов, ни луков, ни брони у сыновей Канута не было. Они сражались… Нет, они убивали с таким неистовством, что никто не мог устоять перед ними. Как стена огня в лесу, они шли с носа «Морского Змея» к его корме и, как огонь в лесу, пожирали все, что оказывалось на их пути. Каждый удар топора или меча, или боевой дубины, который наносили дети Канута, уносили с собой чью-то жизнь. Палуба «Морского Змея» текла кровью, багряные брызги взлетали в воздух, отрубленные руки, ноги и головы падали на палубу и за борт.

Ворон слышал, что берсерки неуязвимы. Теперь он знал, что это ложь. Кровь так же пятнала их белые рубахи, как у любого другого человека, но люди, противостоящие им, не могли наносить выверенных, точных ударов, сопротивление викингов Ингольфа напоминало драку маленьких детей, когда малыши, зажмурившись, колотят во все стороны руками и ногами, не думая, куда попасть, лишь бы по неприятелю.

Ингольф оказался удачливее и быстрее многих — он успел отступить от места высадки берсерков и теперь старался подбодрить своих людей. Но все было бесполезно: викинги Ингольфа, охваченные ужасом, кидались в полной броне за борт. Застонав от отчаяния, Ингольф прыгнул на борт драккара сыновей Канута. Убить, во что бы то ни стало убить напоследок эту тварь, которая, обзаведясь где-то драккаром берсерков, уничтожала сейчас его хирд. Ворона. Рагнара Ворона. Ингольф, взмахнув мечом, кинулся на викинга, но Ворон, прокатившись по палубе, оказался слева от него, и, не вставая, ударил копьем Одина снизу вверх. Звенья кольчуги Ингольфа лопнули, словно были сплетены из веревок, и зазубренное копье, легко проломив ребра, ужалило его прямо в сердце. Ворон резко выдернул копье, и Ингольф, так и не опустив меча, упал за борт. Ворон вернулся к кормилу.

Палуба «Морского Змея» была уже полностью очищена. Сыновьям Канута стало некого убивать, и они торопливо возвращались на свой драккар. Ступая на его палубу, берсерки падали на доски и моментально засыпали. Последним на палубу ступил Харальд и поманил Ворона пальцем. Ворон поспешно подошел к хевдингу.

— Сейчас я упаду и не приду в себя до завтрашнего вечера. То же самое будет и с моими братьями. Это «бессилие берсерка», за все надо платить. Возьми с драккара короля все, что тебе надо, нам не надо ничего. И перевяжи наши раны.

— Что мне делать дальше, Камешек? Я не смогу один вести драккар до завтрашнего вечера, — негромко спросил Ворон.

— Не думай об этом. Когда упадет багровый туман, не суетись, он не причинит зла. В водах же фьордов нет такого дурака, который полез бы в этот туман, — с этими словами Харальд Камешек упал на палубу и тут же уснул.