— Ты доверился не тому человеку, — ревел он. — О лагере не знал никто, кроме Иво… — Лукаш, не поднимая головы, выдрал клок травы и швырнул в сторону. — Ты болван! Ты болван, Лукаш! Ты позор армии Трефов! — Он сжал зубы и колотил руками прохладную травку. Глядя на убитого Вагнера, вспоминая лица убитых ночью Скорпионов, он стянул с себя знамя, которое ему удалось спасти, и, аккуратно сложив его на груди покойника, закричал.
Ветвь иссохшего дерева, что едва касалась воды, покачнулась, и по поросшей ряской глади побежали круги. Тихий смех привлек внимание сокрушающегося Лукаша, но тот не повернул головы.
— Ты пришел добить меня? — спросил он. — Не думал, что кто-то из вашей шайки зайдет так далеко.
— Нет, мальчик мой, — Кухар сидел на дереве и улыбался. Золотистое свечение медленно вместе с легким дыханием ветра ползло в сторону стоявшего на коленях перед убитым командиром солдата. — Я могу помочь тебе. Да-да. Ты ловок и проворен. Я предлагаю тебе особенный контракт.
— Пошел вон, — бросил воин. — Кем бы ты ни был, каким бы наваждением ни являлся, пошел вон!
— А что если я помогу тебе отомстить за братьев? Что если я помогу тебе достать Псаря, который сдал тебя и твоих людей с потрохами, а?
— А что если я переломаю твои пальцы? Я же сказал — убирайся.
— Я предлагаю тебе не только месть, но и свободу тех Скорпионов, коих заманил в ловушку мерзавец Войцех. Да-да. Они сейчас в одном очень далеком месте, но я отпущу их, если ты согласишься поработать на меня немного.
20
Псарь ударил молотом, и кирпич брусчатки раскололся надвое. Он ударил еще и, совершенно не вникая в то, что о нем подумают, встал на колени, вынимая осколки из выбоины. Рубашка была насквозь пропитана потом, и вразрез с привычкой он стянул с себя куртку.
— Зачем этот нелюдь ломает дорогу? — поинтересовалась у сидящего на телеге Дирка беззубая бабка. — Мало ли у нас проблем? Псари тут ямы еще рыть начали. При прежних властях такого бы не допустили.
— Уймись, старая, — бросил её парень. — Видишь? — он кивком головы указал на медвежьи капканы, цепи и иные необходимые в их деле приспособления. — Гончая из Псарни взяла след и вышла на охоту, — говорил он громко и отчетливо. Так, чтобы его слышал каждый прохожий.
— Дирк! — прорычал псарь, размахивая молотом. — Я тебя посадил телегу сторожить, а не языком молоть. — Он ударил еще, затем еще. — Ты, курвин сын. — Удар молота сокрушил камень, из-под которого тут же выползла сороконожка. Иво ненавидел не только рыбу, но и подобных тварей. Псарь придавил насекомое подошвой и вновь взялся за работу. — Скоро твоя очередь, — он, тяжело дыша, вытер мокрый лоб грязной ладонью. — Падла, давно я за ремесло не брался.
— Стражу бы позвать… — буровил лавочник, которого раздражал тот факт, что у его дверей появляется яма. — А… Хер с ними.
— Люди добрые, да как же оно так! А если этот козел и по домам шастать начнет?
— Начну, если не заткнешься! — рявкнул Иво, не вникая, кому именно ответил. — Повыползали из нор…
Вокруг уже скопилось порядочное количество горожан, и возрастающее возмущение накаляло обстановку. Псарь чувствовал себя до ужаса уязвимым. На его памяти один прекрасный фехтовальщик погиб в уличной драке просто потому, что пренебрег защитой и переусердствовал с водкой.
— Тише, братья! Тише! — Дирк встал на телегу и, разведя руки, продолжил: — Видите эти кресты на дверях? Да-да, Матиас, на твоей двери такой тоже имеется. Мы уже свыклись с тем, что город наполовину пуст, а на другую половину заполнен ослами.
— Ты кого ослом назвал?!
— Бледный, не путай!
— У! Тащи его с телеги!
— Но-но! — Дирк приготовился держать оборону. — Тронешь меня хотя бы пальцем, Псарь тебе брюхо исполосует! Куда ты грабли?! Эй!
Возмущение росло, но, глядя на то, как нелепо защищается помощник коронера, агрессия быстро перетекла в веселье.
— А полезешь — укусит!
— Как баба.
Мужики-красильщики зашлись хохотом.
— Да какая же баба с лысиной-то? — выдавил из себя горожанин в потрепанном жилете и крохотными поросячьими глазками. — Плешивая разве только.
— Дирк, мать твою! — прошептал Псарь. — Без балагана никак не обойтись было?
Положив молот на плечо, Иво направился к повозке. Жажда драла глотку.
— Дай пройти, — сказал он и подвинул человека, преградившего ему путь. Сквозь толпу теперь нужно было пробираться. Горожане затосковали по зрелищам и радовались любой возможности позубоскалить.
— Куда ты толкаешься?! — мужик, которого Иво потеснил, не думая о последствиях и размышляя о своем, таращил на Гончую залитые водкой зенки. Здоровенный детина, нужно отметить. — Тебе всыпать?! А ведь я могу! Не побоюсь, что ты выжлятник златоградский.
Стражники наблюдали за происходящим через открытую нараспашку дверь корчмы «Хмельное чучело». Игра в кости занимала куда сильнее, чем царивший на улице беспорядок, да и сотник ясно определил, что, пока Псарь не схватится за нож, его трогать не следует.
— Что там у них? — спросил боец с лицом, густо поросшим седеющей щетиной. — Второй день Псарь чудит…
— Да глядишь — морды бить будут, — ответил ему приятель. — Дирк наш тоже вон умом тронулся.