Дороги скорби

— Сегодня мы будем делать гвоздь! — захохотал Юалд. — У нас заказ на гвозди. Не переживай, если сразу не получится, это только кажется простым.

— Хорошо, а когда доспех?

— Давай я завтра тебе отвечу?

— Ладно…

Недалеко от входа в кузнецу мальчуган увидел соломенное пугало, на плече которого восседала огромная ворона.

— А зачем тут пугало? — спросил он у кузнеца.

— Чтоб вороны гвозди не воровали. — Кузнец, видя, что его собеседник то ли не понял, то ли просто не оценил шутку, махнул рукой: — Огород у меня за домом. Только от ворон этих спасу нет. Гляди, — он указал рукой на торчащий из-за ящика с инструментами собачий нос. — Рыжего вон запугали. Клятое воронье!

— Рыжий?

— А… Ты же не видал моего сторожа. Точно, — кузнец спрыгнул с телеги и, подняв с земли камень, швырнул его в ворону. — Кыш, гадина! Кыш! Рыжий, айда сюда.

Понимая, что угроза улетела, из-за ящика со звонким тявканьем выбежал рыжий щенок. Обрадовавшийся возвращению хозяина, он вилял хвостом и вращался, как глиняный волчок.

Смотря на гавкающего непоседу, Фридрих забыл о своих утренних горестях и захохотал, а кузнец, ухмыляясь в бороду, подумал, что теперь у него порядочные ясли, в которых он должен воспитать аж двух щенят разом и неизвестно с кем из них будет проще.

3

В бою пыль покрывала забрызганные кровью доспехи и щиты, скрывая под собой гербы и иные знаки различия. Ожесточенная сеча у реки Искорка, близ разгромленных в самом начале войны пограничных укреплений Вранов, шла тяжелой поступью по дорогам жизни сынов Гриммштайна. Врага следовало остановить именно здесь, то понимал всякий человек, надевший на себя цвета Трефов.

Красоты в происходящем не было и не могло быть, но взамен оной в воздухе витала надежда. В смертельной пляске пехотинцы Трефов вгрызались зубами в глотки Врановой пехоты, всадников скидывали с коней и убивали с тем остервенением и жестокостью, коей прежде не видел Гриммштайн. Битва не щадила никого. Поражение под Гнездовьем лишило Трефов инициативы, и славное войско было разбито, остатки вытеснены к границе, и все лишь потому, что командующий отдал приказ рассредоточить элитные подразделения по Врановому краю, давить очаги сопротивления, не дать баронам сосредоточить войска за столицей Вранов и прийти на выручку герцогу Врану. Саламандра, Скорпионы и Десница с поставленной задачей справились, но в час решающей сечи не могли встать плечом к плечу с братьями. Теперь здесь, у самой границы, они наверстывали упущенное, и горе тому ландскнехту, что перебежал со стороны Трефов и теперь бился в рядах Вранов, горе тому ополченцу, что поверил в силы вонючего сброда, именуемого во Врановом крае армией. Горе всем и каждому, кто посягнет на неприкосновенность Трефовых земель.

— Братья! — возопил рыцарь Исаак, поднимая над головой штандарт о лилиях Трефов. — Ни шагу назад!

Он возвышался над боем, был частью его и остался в бою на века. Наконечник копья проколол доспех, подарив герою смерть. Позже очевидцы соврут о том, что Исаак умер, молча стиснув зубы и не проронив ни единого звука. Сведущие же знают, как громко кричит человек, убиваемый копьем. Конь Исаака встал на дыбы, но павший рыцарь удержался в седле. Исаак поник головой. Так спел Ян Снегирь, но на деле рыцарь Трефов выл, вслепую наносил удары и был стащен с коня, забит насмерть и втоптан в чернозем.

Немногие знали, что некоторым конным разъездам Вранов удалось форсировать Искорку вброд, и там, где прозвучал топот копыт гнездовских рысаков, творилось страшное. За жестокость Враны платили той же монетой, и Гхарр, наблюдавший за всем, ликовал.

Фридрих не отводил глаз от молота, под ударами которого пел раскаленный добела металл. Юалд трудился с упоением и лишь изредка отвлекался, дабы вытереть струящийся по лбу пот.

— Жару, щегол! Жару! — ревел он своему подмастерью. — Давай, парень, не спеши, не рви! Огонь любит уважение! Дери тебя, э! Тише, говорю.

Послушный Фридрих раздувал меха, наваливаясь на них всем телом. Он совершал ошибки, но, как говорил его отец, — не ошибается тот, кто просиживает портки вдали от работы.

— Пошло! — довольно взревел кузнец. — Понял, как надо! Молодец!

Удар, еще один. Звон, гомон и жар. Кузница впечатляла мальчишку, а кузнец восхищал. Глядя на ладную работу Юалда, Фрид мечтал стать таким же огромным, бородатым и сильным, как его наставник. В детском воображении бог-кузнец Мьёльн теперь выглядел как Юалд.

— Металл запел! Слышишь, а, щегол?

— Слышу! — соврал подмастерье. — Слышу, дядя Юалд!

Он не понимал, что именно должен услышать. Парень старательно вслушивался, но ничего похожего на пение здесь не было. «На раскаты грома похоже… — подумал он про себя. — А вот на пенье — нет».

Удар, за ним еще один и последний. На улице затявкал щенок.

— Фрид, пойди глянь, чего там Рыжий брешет.

— Поди, ворону гоняет! — ответил мальчик и, отойдя от мехов, добавил таким тоном, словно разбирается в вопросе и тот успел его порядком утомить: — Вот же вражда у них с этой вороной, спасу нет.