Зимой в корчму «Бодрый дух», шатаясь и падая, вошла девочка. Обмотанная тряпьем и тощая, что голодная собака. Замученная, но живая. Халдей Яценти на входе принял её за нищенку и, схватив за волосы, попытался выставить на мороз.
— А ну, пошла вон, гадина, — надменным тоном произнес халдей. — Тут тебе не храм, а ну, кыш!
Крик халдея слышал каждый постоялец «Бодрого духа».
— Дрянь! — выл он, зажимая запястье. Из-под пальцев текла кровь. — Тяпнула, падла! А ну, вон!
Юрек в тот момент преспокойно пил пиво, болтая с корчмарем, и, услышав крик, обернулся.
— Фрида! Мать честная! — прокричал здоровяк. — Да что же с тобой приключилось?! — он бросился девочке на помощь и, оттолкнув локтем Яценти, крепко обнял дрожащую от холода сироту. — Ну же, говори!
— Где Фридрих? — произнесла она. — С ним все хорошо?
— Он наверху. Живой, сытый. Ты-то как? Где Волдо бродит и что за лохмотья на тебе?
— Волдо мертв, — ответила она и протянула что-то, обмотанное тряпьем. — Возьми. Это принадлежало ему.
Когда купец размотал тряпки, он увидел лютню своего друга и горько заплакал:
— Что случилось, девочка, что произошло в пути?
Чуть позже, уплетая горячую похлебку, жадно поедая хлеб, Фрида рассказала о том, что с ней произошло этой осенью.
— Мы с Волдо скрывались от погони еще три дня после того, как мы разошлись, — спокойно говорила Фрида. — На четвёртый день нас окружили в еловом пролеске. Бежать было некуда.
— У вас же был мой конь.
— Коня добил Волдо, после того как тот вывихнул ногу и не мог более нести нас.
— Диавол! — прорычал Юрек. — И это в то время, как мы шли пировать у Хладвига! — купец ударил своим огромным кулаком по столу. — Что было дальше?
17
Волдо, тяжело дыша, опустил Фриду на ковер еловых игл.
— Ты останешься здесь, — произнес он. — Спрячешься вон там, видишь? Я обещаю, с тобой все будет хорошо.
Где-то неподалеку преследователи драли луженые глотки.
— Не уходи, — дрожащим голосом сказала девочка. — Пожалуйста, не бросай меня.
— Я не бросаю, глупая, — поэт улыбнулся. — Что со мной может случиться?
Он помог Фриде забраться в пустую лисью нору и придвинул вход в нее трухлявой корягой.
— Сиди тихо, — сказал он, стараясь не показывать своего волнения. — Обещай, что будешь послушной.
— Обещаю.
— Вот и славно, — Волдо поправил висящую на спине лютню, стряхнул с колен еловые иглы и побежал так быстро, насколько то было возможно.
Фрида выползла из своего убежища, когда даже ей стало очевидно, что преследователи покинули пролесок. Девочка услышала звуки, издаваемые лютней её друга.
— С ним все хорошо! — обрадовалась она. — Волдо справился!
Она бежала на звуки лютни и, наконец, увидела поэта, сидящего под густой елью. Он был бледен и тяжело дышал. На грязной рубахе она увидела темное пятно крови. Волдо отнял руку от живота и вновь тронул струны.
— Фрида, иди ко мне, — улыбнулся он, и от этой улыбки её стало невыразимо больно.
— Да не бойся ты… Иди ко мне, посиди рядом и пойдем.
— Волдо.
— Да не переживай ты так, — он откашлялся. — Это всего лишь царапина.
— Волдо…
— Не плачь, дуреха. Гуго… Что это вообще за имя? Ишь, обидчивый какой, стоило мне сказать о том, что иные задницы красивее его обожжённой морды, так он взялся за нож.
Девочка, видя, как жизнь покидает поэта, закрыла лицо руками.
— Не надо… — молила она. — Не умирай, пожалуйста.
— Да что со мной будет? Давай договоримся.
Каждое слово давалось ему все с большим трудом.
— О чем? — спросила она. — О чем договоримся?
— Ты пойдешь в Златоград. Просто… Прямо по дороге иди и увидишь там город — Братск. Ты не была там и… Лучше не ходи туда одна. Обойди… — он зашелся кашлем. — Спроси… Как к барону местному попасть. Рутгер его имя. Я знаком с ним, и ты ему расскажи, что я… Скажи, что ты моя дочь. Он поверит, у нас с тобой глаза одного цвета. Поверит, а если нет… Скажи ему, что я напишу такую песню о нем, что он никогда с себя позор не смоет. Договорились?
— Да, — она обняла его. Прижалась так, как прижималась к уходящему на войну отцу. — Не умирай, пожалуйста.
— Да что со мной будет?
— Волдо…
Он оттолкнул её:
— Иди уже. Я чуть посижу и тоже пойду. Встретимся в Златограде.
— Я с тобой пойду.
— Со мной тебе еще рано. Иди же! Умоляю, — он закашлялся еще сильнее. — Черт, пить-то как хочется.
Шатаясь, она пошла прочь. Рыдая и постоянно оглядываясь. Не успела она пройти и десяти шагов, Волдо обратился к ней снова:
— Сбавь шаг, пожалуйста. Не оборачивайся больше. Я песнь написал. Послушай пока… Идешь.
— Волдо, — Фрида не обернулась, но, обхватив себя руками, остановилась, — давай ты мне её потом споешь?! Спой мне её в Златограде.
— Давай я сейчас это сделаю. Там пять четверостиший, ерунда в целом.
Он тронул струны, и на сей раз они не звучали. Фальшивая мелодия рождалась под дрожащими пальцами Яна Снегиря. Он путал ноты, не попадал по струнам, но играл свою последнюю мелодию.