– Нет-нет, не из ваших. Я посылала Фрурто, Мурто и Луншу в Мадру, и они вернулись с такой добычей – прямо всех расцеловала! Он из северных жителей, приехал с труппой в Сакханду, а там его выгнали, потому что разругался с остальными из-за своей пьесы. Брел впотьмах по улице и костерил тех, которые новых веяний в театральном искусстве не разумеют. А навстречу мои охотнички. Аж рты разинули от этакого счастья – улов сам в руки плывет! Обступили его, давай расспрашивать, позвали в наш театр, он и пошел.
– И не испугался?
– Они закутанные были, а он перед этим хватанул с горя китонских грибочков. Вот уж всем повезло, так повезло! Кабы не пересеклись их дорожки, он, небось, не дожил бы до утра или угодил бы к работорговцам. Фрурто, Мурто и Лунша его зачаровали, только здесь привели в чувство. Потолковала я с ним, и когда Гербекет понял, что жрать его никто не собирается, и мы все тут за искусство, сам захотел с нами остаться.
– Руфагрийское имя, – заметила всезнайка-мучаха.
– Мы его Герби зовем. Для него главное, чтобы его пьесу поставили, сейчас вовсю репетируем, а он еще одну сочинять затеял, специально для нас. Идем, покажу, – Таченак поманила их за собой к солнечному проему.
Внутренний дворик окружала галерейка с навесом. Посередине, возле пересохшего фонтана с тремя заржавелыми павлинами, стояло под зонтом кресло, перед ним столик с писательским хозяйством. В кресле развалился, вытянув ноги, патлатый парень в бартогских темных очках, костлявый и долговязый. На нем были клетчатые штаны, какие в моде у бартожцев, и вышитая сурийская куфла нараспашку. Фрурто обмахивал его опахалом, трое других амуши изображали перед драматургом какую-то сценку, остальные артисты устроились на перилах галерейки.
– Еще и красавец хоть куда! – с одобрением шепнула Таченак.
Для амуши красивы те люди, которые похожи на амуши. Хоть убейте, Венша не считала привлекательными ни песчаных ведьм, ни рыжего Хантре, хотя по человеческим меркам они загляденье как хороши собой. Но вот что удивительно, когда она принимала облик Венкины, вместе с наружностью менялось и ее восприятие. Или не столько менялось, сколько расширяло свои границы, совмещая те и другие представления о красоте. Даже больше, Венкина еще и влюбилась. В человека. Романтически втрескалась после романтического приключения, как водится у людей. Венша-амуши, когда вспоминала об этом, сама над собой потешалась. А Венкина меланхолически вздыхала, не надеясь на взаимность: рискни-ка, признайся – тебя обругают на чем свет стоит и прогонят с глаз долой. Вот же угораздило… Нет бы ей в Тейзурга влюбиться, тот никогда не против, да к тому же основатель Ляраны – для хранительницы города в самый раз. Но недаром говорят, что любовь зла и сердцу не прикажешь.
– Так, стоп! – изрек Герби, промочив горло из стоявшей на столе кружки. – В этой сцене служанка, заставшая любовников с поличным, должна плавным движением опустить поднос на пол, пройтись колесом от изумления, а потом снова подхватить поднос и подать им вино. Эмоции выражаются через действия. Но это не значит, что служанка насмешничает, она должна пройтись колесом с невозмутимым выражением на лице – она вышколенная прислуга, никаких ухмылок! Мы уже обсуждали это с режиссером.
– Так с ухмылкой забористей будет, я сама себе режиссер! – возразила Лунша, которой досталась роль служанки.
– Режиссер здесь только один, и это я! – рявкнула с галерейки царица, не стерпев такой наглости.
Лунша изобразила смиренный поклон.
– Продолжайте репетировать, – велела Таченак. – Герби, если будут перечить, мне потом скажешь. Идемте, я вас чаем угощу.
Чай был хорош – сиянский красный, Веншин подарок, да в придачу Таченак заварила его с медом и сушеными трутнями. Устроились в комнате с остатками росписи на стенах и новым ковром на полу, на шитых золотом подушках.
– Венша, есть у меня к тебе просьба, – дипломатично начала царица, после того как гостьи похвалили чай. – Я прошу о многом, но тебе и самой понравится. Замолви за нас словечко перед Тейзургом. Ну, сама посуди, какой же театр без зрителей? Флириям на смех. Мы покажем спектакль на базаре в Алуде, я пришлю вам приглашения честь по чести, но еще мы хотим дать представление в настоящем театре – чтобы полный зал зрителей, которые будут нам аплодировать. Ты ведь понимаешь, о чем я?
– Я-то понимаю, и мне это очень даже нравится! Я с Тейзургом поговорю. Ух, это было бы восхитительно…
– Мы всем двором поклянемся, что на гастролях никого не тронем и не будем бесчинствовать в вашем городе, – добавила Таченак.
– Я ему так и скажу. Надеюсь, ему тоже понравится.
Еще бы ему не понравилось, размышляла Венша на обратном пути, да только он наверняка выкатит свои условия… Но в конце концов договорятся, и тогда в городе станет еще больше интересного.
Уже перевалило за полдень, когда они добежали до Ирбийских скал с прилепившимся сбоку ожерельем оазисов. Лучше дождаться сумерек, чтобы не возвращаться в город из далей Олосохара у всех на виду.