Дороги товарищей

Завернувшись в просторный маскировочный плащ, Саша прилег возле монастырской стены на мягкой густой траве и незаметно уснул.

В ОСАДЕ

…Женя сбежала с крыльца и, размахивая руками, как крыльями, кинулась навстречу Саше, повисла у него на плечах.

Саша поцеловал Женю в щеку.

Женя поцеловала Сашу.

— Как ты долго не приходил! — сказала Женя. — Мама и Костик Павловский тебя давно ждут!

— А зачем здесь Костик? — спросил Саша. — Ему давно пора быть на фронте.

— Он получил отпуск для того, чтобы нарисовать мой портрет. Он хочет отправить мой портрет на выставку. Пойдем, я приготовила для тебя манную кашу.

— Я не люблю кашу. Я тебя люблю, — прошептал Саша.

— Я тебя тоже люблю, но Костик мне советует не любить тебя.

— Он трус! — закричал Саша. — Он дезертировал с фронта! Я сам видел это.

— Костик нарисует мой портрет, он гениальный художник! — возразила Женя. — И никакого фронта нет, это ты выдумываешь.

— Может быть, мне приснилось это?

— Наверное, приснилось. Ведь у нас завтра последний экзамен.

— Да, завтра последний экзамен, а я и забыл. Я думал, что идет война.

— Это тоже приснилось.

— Мне казалось, что я иду по полю, заросшему кустарником, а рядом со мной идут бойцы, Много бойцов.

— Это тебе приснилось.

— Да, это мне приснилось. Полюбуйся, какая щепка! Это березовая щепка. Мне подарил ее помкомвзвода Батраков. Она меня чуть не убила. Хочешь, я подарю тебе эту щепку?

— Подари. Костик вырежет из нее фигурку.

Саша рассердился. Женя почему-то стала хватать его за рукав и тормошить. Саша сердито отбивался.

— Я не хочу видеть Костика! Пусть Костик уйдет! Пусть он уйдет. Женя!

Саша вгляделся: да, это Маруся.

— Я Маруся, — сказала она.

— Маруся! — радостно воскликнул Саша.

Маруся схватила его за руку и стала дергать.

— А? Что? — вскинулся Саша и увидел над собой знакомое мужское лицо…

Над ним склонился Батраков.

— Ты что кричишь во сне, Александр? — озабоченно спросил он. — Ты не заболел?

— Мне снился сон, — пробормотал Саша, еще плохо соображая. — Мирная жизнь… Мне снилось, что война… это… во сне.

— Нет, не во сне, — сказал Батраков. — Нас окружили. Вставай. Уже десять часов.

Саша услыхал выстрел.

— Это наши стреляют, — пояснил Батраков. — А они нас из пушки обстреляли. Не слыхал?

— Нет. — Саша изумленно повел плечами.

— Беги в монастырь, там убитые лежат. Возьми винтовку на всякий случай.

— Наши убитые?..

— Чьи же, — Батраков невесело усмехнулся. — Пятерых — насмерть, трое тяжело ранены. Тает народ.

Саша огляделся и увидел бойцов: с винтовками наготове они лежали вдоль стены, группируясь возле проломов. Некоторые сидели на корточках и осторожно выглядывали в рваные бреши. Бойцов было не больше пятнадцати.

— Товарищ помкомвзвода, где же остальные?

— Круговая оборона, — ответил Батраков. — Ну, беги! И возвращайся ко мне. Я буду на той стороне. Только ползком там, понял?

Убитые и раненые лежали в соборе. По широкой лестнице Саша вошел сначала в какой-то длинный с высоким потолком коридор. Саша никогда не бывал в церквах и не знал, как называются церковные помещения, — может быть, это была паперть, а возможно, что-нибудь другое. Из коридора высокая и узкая дверь вела в обширный, скупо освещенный зал. Саша вошел внутрь, и от его шагов вокруг сразу же загрохотало. Зал был огромный и такой высокий, что Саша задрал голову, чтобы рассмотреть купол, расписанный изображениями людей в розовых, голубых и желтых одеждах. Чуть ли не от самого купола тянулись вниз узкие, похожие на бойницы окна. Когда-то они были застеклены, теперь же лишь кое-где видны были осколки разноцветного стекла. На подоконниках, до которых не дотянулся бы и гигант, зеленела трава. Все стены зала были разрисованы картинами из библейской жизни, исписаны затейливой церковнославянской вязью. В отдалении тонуло во мраке некое возвышение, похожее на сцену. Из художественной литературы Саша знал, что в церквах существует клирос, алтарь, но что это было, он сказать не мог, да это и не занимало его. Он увидел справа, возле стены, несколько недвижных тел и шагнул в ту сторону, и снова шаги его загрохотали, и весь зал загудел, словно по полу промчалась боевая колесница. Пораженный и подавленный фантастическим гулом, Саша опять остановился.

И тогда там, где лежали убитые, приподнялась окровавленная голова, и голос, которому позавидовал бы сам бог, — так он был густ и грозен, — спросил:

— Ну, что там, парень? Наши держатся?

— …р-рень, рень, рень!.. а-атся, атся, атся! — отдалось под сводами зала.

— Все в порядке, держатся, — ответил Саша, невольно содрогаясь от звука собственного голоса.

— Пусть нас не забывают в этом храме господнем, — пророкотал раненый, и забинтованная голова упала на пол, в пыль, щебень и осколки стекла.

Саша на цыпочках подошел к винтовкам, сваленным в кучу, поднял одну, открыл затвор. Патронов не было. Он взял вторую — патронов не было и во второй. Патронов не было ни в одной из винтовок. Магазинные коробки были пусты, и значит, только штык да приклад могли служить Саше.