Дороги товарищей

В мир, который снится тебе, Аркадий, и ради которого ты пойдешь на все.

Он настанет — в этом нет никакого сомнения.

Отсвистит последняя пуля.

Последняя цепь упадет и, ненужная, останется ржаветь на земле.

На выжженной земле распустятся цветы.

И девушки улыбнутся любимым.

И матери поднимут своих детей к солнцу.

И скажет старший вожатый: «Отныне и навсегда воцарились на земле мир и свобода!»

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

Глава первая

НОВЫЕ РОБИНЗОНЫ

?

Золотарев, Гречинский и Шатило стояли на берегу озера и молча смотрели, как на стеклянной глади, окрашивая воду в розовый цвет, плавится вечернее солнце. Вода гасла, бледнела, словно выцветала: солнце опускалось за верхушки леса.

Ребята стояли уже не одну минуту. Никто из них не промолвил ни слова, не шелохнулся…

Грозный вид был у трех школьных товарищей.

Золотарев стоял впереди. Носки его обшарпанных, грязно-серых ботинок касались воды. Руки были засунуты в карманы брюк. На груди Золотарева удобно висел новенький, еще поблескивающий от смазки немецкий автомат. Слева на брючном ремне, оттягивая его, зацепились две гранаты с длинными деревянными рукоятками.

Слева и справа, на шаг сзади, застыли высоченный длинношеий Гречинский и маленький, щуплый, как ребенок, Коля Шатило. У Гречинского тоже был автомат. Он держал его под мышкой, обернув ремень вокруг руки. А у Коли Шатило, стоявшего сбоку, доставала до колена кобура из желтой кожи — в таких шикарных кобурах оккупанты носили парабеллумы.

Все смотрели то на мыс, вдающийся в озеро справа, то на противоположный берег, густо заросший кустарником. До него было метров двести.

Минута тянулась за минутой.

— С кем воевать-то здесь? — тихо проронил наконец Золотарев.

— С рыбой, — ответил Гречинский.

— А она здесь есть?

— Уйма.

— Что же ее не видно?

— Нас испугалась, попряталась. Держит на дне совет: сколько карасей могут съесть эти трое завоевателей?

— Я съел бы штук сто, — сказал Золотарев.

— Я двести, — сообщил Гречинский и проглотил слюну.

Вдруг он постучал кулаком по лбу.

— Стойте, братцы! В эту пустую голову, кажется, пришла спасительная идея. В землянке в углу стояли удилища. Но, может быть, там есть лески и крючки? Нашлись же там сухари! Охотники и рыболовы — заботливый народ, не любят оставлять друзей в беде.

Сказав это, Гречинский исчез в чаще, а через пять минут из леса донесся торжествующий вопль.

— Есть! — почти одновременно воскликнули Золотарев и Шатило.

Семен снял автомат, сбросил ботинки и закатал выше колен брюки. Коля сделал то же самое.

С воинственными возгласами, приплясывая на ходу, показался из лесу Гречинский. На левом плече, как боевое оружие, держал он два удилища.

— Лески и крючки, ржавые только, — сообщил он. — Да возблагодарит аллах рыболовов, милостью которых мы сегодня, быть может, насытимся!

— Если они живы, — заметил Семен.

Гречинский сразу потускнел, приумолк, сел на прибрежный песок.

— Да, если живы, — тихо повторил он. — Тоска, братцы!

— Брось! — строго сказал Золотарев. — Рано затосковал. Не воевал еще. Готовь свою снасть, а мы с Колей каких-нибудь червей добудем. Сутки не жрали, не шутка.

— Сутки — шутка, — пробормотал Гречинский. — Рифма или нет?

— Безалаберный какой парень, — неодобрительно покачал головой Семен. — Под стать Вадьке Сторману. Только тот к тому же еще и трус. Где он сейчас?

Коля ничего не ответил. Он с готовностью смотрел на Семена, и в чистых голубых глазах его выражалось восторженное желание выполнить все, что прикажет ему новый дружок.

С грехом пополам они накопали десятка полтора тонких, почти бесцветных червей. Гречинский размочил кусок сухаря и слепил из хлебной мякоти несколько шариков.

— Приступим, помолясь, — сказал он, умело закидывая в воду снасть. Левка издавна считался заядлым рыболовом и, кажется, знал толк в нехитром на первый взгляд рыбацком деле.

Глядя на неподвижную, прочно застывшую поверхность воды, можно было подумать, что озеро безжизненно. Но поплавки, пустив медленные затухающие круги, пролежали спокойно не больше минуты — начался дикий, остервенелый клев. Создавалось впечатление, что на приманку, яростно толкаясь, по-пиратски бросаются сразу десятки прожорливых рыб. Гречинский едва успевал вытаскивать добычу — это были караси, тугие, скользкие, все как на подбор одинаковые, одного выводка.

— Это не ловля, — с разочарованием сказал Гречинский, выбрасывая на песок тринадцатого карася. — В таких случаях настоящий рыбак просто уходит на другое место. Никакого спортивного интереса. Все равно что в магазине купить.

Золотарев опять неодобрительно покачал головой, а Коля улыбнулся: он тоже любил рыбачить и ему понятно было чувство Гречинского. Рыбак не любит такую рыбу. Сердцу рыбака мило томительное и сладкое ожидание клева.

Но сейчас было иное дело — ребята озверели от голода. Богатый улов радовал их, как внезапно обнаруженный драгоценный клад.