Дорогие мои, хорошие!… Стихи друзьям: оды, мадригалы, посвящения, поздравления, тосты, пародии и другие экспромты

но с чего-то картошка — дороже.

Цены стали парить в вышине,

не зима впереди, а несчастье.

Но останутся в прежней цене

дружба, верность, любовь и участье.

Именинника знаем сто лет,

и на сцене, а также за сценой.

Но цены до сих пор ему нет,

потому как у нас он бесценный!

* * *

Анатолию Андреевичу Лялину в день рождения 10 ноября 1996 года

Почти полвека по стране мотался,

а нынче отдых, вроде бы привал…

И с кем ты только в жизни не встречался,

и с кем ты только чарки не пивал!

В истории нет для тебя вопросов,

ты помнишь худсоветы и партком,

немало знал ты и партийных боссов,

и даже был ты с маршалом знаком.

К чему клоню? Работает Тамара,

поет самозабвенно, от души.

Трудись и ты — садись за мемуары

и тоже всей душой их напиши.

Поднимем тост за будущую книгу,

чтоб восхитила всех друзей она,

весомая, как хлебная коврига,

веселая, как чарочка вина!

Борису МАРЬЕВУ Пугачеву уральской поэзии

ОН ЖИВЕТ НА РАБОЧЕМ ПОСЕЛКЕ Лирический репортаж в трех тостах

Тост первый. ИСТОРИЧЕСКИЙ

Можно мрачно.

Война.

Оборона.

Безуспешные вылазки.

Враг свиреп.

На большой и холодной Земле

двадцать восемь лежат,

как панфиловцы,

командир которых,

конечно, не Глеб.

Можно весело.

Бешеный скок.

Сиянье подков.

Враг

расстрелян

к чертовой матери.

Двадцать восемь упряжке

лихих годков,

командир которых,

конечно, Марьев!

Тост второй. ВЕЧНАЯ ТЕМА

В литературе страдная пора, горит восток восходом новым,

редактора стоят, как трактора,

любой пейзаж перепахать готовы.

И после них, на правильных полях,

в командировку творческую вешнюю

из ССП пробьют нетленный шлях,

чтоб сеять доброе, разумное и вечное.

Ах, Боря, не тебе, не мне в укор

я говорю: там вырастет крапива.

Как хорошо, что хоть верблюд двугорб

и не отредактирован ретиво!

Пусть в зоопарке, в клетке и в углу,

но косолапы и толсты медведи.

Как хорошо, что есть такая глушь,

куда редактор просто не доедет!

Тост третий. ЗА ЭТО

Погода шепчет: беги на вокзал,

катись

на природу,

и — мордой

в озимь.

Но Воловик

позвонил

и сказал:

«Сегодня

Марьеву

двадцать восемь».

Двадцать восемь

в паспорте

Марьева,

двадцать восемь

в ртутном столбике

мая —

любит,

значит,

товарищи,

май

его

и заздравную ртуть

за него

подымает,

я и сам

в ореоле

температур,

я и сам

полюбил

поэта,

я и сам

подыму —

но только

не ртуть,

но

за это,

за это,

за это!!

11 мая 1962 г.

ДУРАКИ (Борис Марьев)

Ну зачем же так,

скажи на милость,

разрушать природную красу?

Вот, к примеру,

елка народилась

в дальнем и нехоженном лесу.

И пока она зимой и летом

расцветала, зелена, легка —

наша многогрешная планета

родила большого дурака.

Смело к солнышку тянулась

елка всем на радость в зимней тишине,

а дурак кружился серым волком,

портил воздух и мешал стране.

Елка вырастала днем и ночью,

как моя поэзия, строга,

и была игла ее отточена,

как моя, опять-таки, строка.

Мы бы с ней такое совершили!

Но однажды вечером, тайком,

тот дурак приехал на машине

с близким другом, тоже дураком.

Ах, какую елку погубили,

ах, как били топорами в ствол,

как ее, несчастную, пилили

и другой творили произвол!

Я люблю трагическую тему.

Ель лежит в таежной стороне,

как незавершенная поэма

обо мне и о моей стране.

Ах, назло заветам и запретам,

письмам и приказам вопреки,

шляются по вырубкам поэты,

и у елок пляшут дураки!

Максу МИХАЛЕВИЧУ Любимейшему моему сынку

* * *

Максу Лазаревичу Михалевичу в день его тридцатилетия

Возможно, удивлю Вас этим возгласом…

Макс Лазаревич, здравствуйте! На «Вы»

я перешел в связи с почтенным возрастом,

в который, как ни грустно, впали Вы.

Мелькают годы, как ракетки.

Мячи летают без посадки.

Теперь мы с вами в общей клетке,

в четвертом числимся десятке.

Вас эта перспектива не страшила…

Есть грани, и не стоит отрицать их…

Позвольте мне по праву старожила

Вас из двадцатых провести в тридцатые.

Располагайтесь. Некуда спешить.

Здесь можете присесть. Здесь макинтош повесить.

Вам в этом десьтилетьи жить лет десять минимум

и максимум лет десять.

Входите веселей. Но, вместе с тем,

предупреждаю: будет скучновато.

В десятке этом главные из тем:

семья и хата, дети и зарплата.

…Где звон холостяцких пирушек?

И в блеске весеннего дня,

где наших наивных подружек

прелестная болтовня?

Заботой замедлены речи.

Заботой опущены плечи.

И кто-то кому-то перечит,

чтоб душу немного облегчить.

Привычки здесь странные вызрели:

волками здесь учатся выть.

Здесь долго глядят в телевизоры.

Бог знает, что жаждут увидеть.

Кто может, копит на «фиаты»,

а кто не может — копит злость

на тех, кому копить пришлось.

И те, и те не виноваты.

Здесь делаются карьеры,

расслаиваются слои.

Кто были друзья-пионеры,

теперь далеко не свои…

Макс Лазаревич, не печальтесь всё же.

В десятке этом встретите Вы вновь

друзей, чья неизменная любовь докажет,

что друзья всего дороже.

Потапов Гена, режиссер кино,

Вам попадется здесь неоднократно.

И я. Я тоже здесь. Уже давно.

Как я попал сюда? Нельзя ли мне обратно?

Учтиво поздоровается Краев.

Вздохнет Борис Исакыч, семьянин.

А вот, как бы резвяся и играя,

пасется новичок Вениамин.

О женщинах не будем говорить,

ни даже в этом плане мыслить.

Мы их должны всю жизнь боготворить