Дорогие мои мальчишки

В этот же день на переезде произошла памятная встреча. Ремесленники направлялись по случаю субботнего дня в баню. Они шли под присмотром Корнея Павловича Матунина. На них были шинели и на форменных фуражках буквы «Р» и «У». Капка Бутырев шагал в самом заднем ряду — рост подвёл бригадира. И у самого переезда, там, где шоссе пересекало заводскую железнодорожную ветку, ремесленников нагнали юнги, перешедшие пустырь. Их вёл мичман сверхсрочной службы Антон Фёдорович Пашков. Юнги также шли в баню. Они были в чёрных морских шинелях, туго перехваченных кушаками, в бескозырках, пришлёпнутых блином и сдвинутых на правую бровь. Под мышкой у каждого был аккуратный свёрточек с бельём. И в первом ряду, звучно печатая шаг, шёл юнга Виктор Сташук. Шедший с ним Серёжа Палихин, с лицом бледным, тонким, как у девушки, запевал высоким, чистым голосом:

Ты, моряк, красивый сам собою,
Тебе, моряк, всего лишь двадцать лет…
Не уезжай, побудь ещё со мною…
Не уезжай, побудь ещё со мною…

И дружно, как один человек, откликнулась вся колонна юнгов:

По морям, по волнам!
Нынче здесь, завтра там…
По морям, морям-морям-морям!
Эх, нынче здесь, а завтра там!

Завидя ещё издали флотских, Корней Павлович приосанился и прошёлся пальцами по пуговицам своего драпового демисезона.

— А ну, заводские, затонские! — прикрикнул он. — А ну, волгари, ремесленнички! Подтянись. Кадровые, ходи поаккуратнее, чтоб перед моряками во всей форме пройти. Дульков! Тебя что, это не касается?

Юнги также заметили идущих с пустыря затонских ремесленников. Мичман Пашков строго оглядел ряды своего войска.

— Твёрдо ногу, держи равнение! Разговорчики кончай! Ать-два! Ать-два! Пускай видят мелководные, как балтийцы ходят.

Оба отряда прибавили ходу. Ремесленники не хотели пропустить юнгов к бане первыми. Но крупно шагающие морячки вскоре настигли затонских.

Когда колонны поравнялись одна с другой, юнги узнали во многих ремесленниках утренних обидчиков, которые дразнили их через ограду во время занятий по академической гребле.

— Ребята, — сообщил своим Виктор Сташук, — гляди, ручок какой в самом заднем ряду топает. Вот смех! Словно кадушка, честное слово… Эй, замыкающий, подбери корму, на мель сядешь!

И пошло, посыпалось:

— Ручок! Держись за шинель, а то выпадешь!

— Полы подбери, малый! Чего улицы метёшь! В дворники записался, что ли? Шпиндель!..

А Сергей Палихин, запевала и озорник, громким своим голосом пропел:

Рано, рано поутру,
Пастушок…

И все юнги подхватили, рявкая «в ногу»:

Ру! Ру! Ру! Py!..

Капка не стерпел.

— Молчи, закройсь! — огрызнулся он, не поворачивая головы. — Моряки! Поперёк борща на ложке плавали!

Ходуля, обозлённый на всех моряков после коварства Римы, заметил, что у шагающих в последних рядах младших юнгов нет ленточек на бескозырках.

— Эй, стриженые моряки, тесёмки-то ещё не пришили?

— Что такое? — ответил за младших Сташук. — Я тебе вот сейчас пришью!

Мичман Пашков, который вначале ограничивался лишь замечаниями вроде: «Разговорчики, разговорчики слышу в строю, разговорчики», — окончательно рассердился:

— Это что за базар такой? Слушай мою команду! Рота, стой!

У бани пришлось стать и дожидаться, когда кончат мыться военные курсанты. Мичман скомандовал своим «вольно».

— Стой, ребята! Повернись! — скомандовал и своим мастер Корней Павлович.

Обойдя голову колонны, он приблизился к Пашкову.

— Доброго здоровья. В нашей местности, значит, обучаться приехали, — заговорил он первым, как полагалось местному человеку при встрече с приезжим. — Очень приятно: Матунин, мастер.

Моряк козырнул:

— Пашков, мичман. Сверхсрочной службы. Будем знакомы. Нас сюда из-под Питера перевели. А вы, значит, на заводе тут, так получается?

— Именно. Молодые кадры готовлю. Помаленьку работают ребята. Дело своё делают. И довольно-таки неплохо, могу сказать. Так что я, извиняюсь, считаю, дразнить их неуместно со стороны флотских. Как по-вашему?

Мастер строгим взглядом окинул ряды юнгов.

— Точно! — сказал мичман. — Недопустимый факт. Форменная ерунда. Не сознают положение. Какие тут могут быть дразнилки? Что вы, что мы — в одну точку долбим.

— Вы разрешите, я им по-своему два слова скажу?

— Очень хорошо будет, — согласился мичман. — В самый раз уместно. Рота, смирно, слушай!

Мастер подошёл к морякам.