Дорогой Кирилл, сегодня получил твое письмо. Мать посылает меня снова узнавать о продлении срока пропуска в другое место. Делать нечего, еще схожу и по этому адресу. Напишу или телеграфирую ответ. Очень хочется повидать вас обоих и Алешку. Желаю много, много радости и счастья, только прошу поменьше пить, а то мне мало останется, а я за последнее время пристрастился.
(Насчет «пристрастился», конечно, шутка, просто отец деликатно напоминал, что мне бы получше меньше пить. Видимо, мать ему пожаловалась на меня в этом смысле, хотя норму я никогда чрезмерно не преступал.)
10 ноября 1943 года
Дорогой отец.
Был на фронте и, вернувшись, получил ваши письма. Сразу не мог ответить, потому что на меня навалилось невозможное количество дел и приходилось буквально не спать по ночам.
Я никак не могу совместить твое письмо с тем, что мне рассказывала на днях тетка, и не могу понять: есть у тебя возможность приехать или нет. Напиши мне об этом подробно, потому что от этого зависит целый ряд обстоятельств. В частности, если ты приедешь на зиму, значит, независимо от будущих, более, может быть, светлых возможностей, мне нужно отремонтировать к вашему приезду вашу комнату, поставить печку, завезти дрова и т. д., чтобы ты приехал в этом отношении на готовое. Если нет возможности приехать вообще, то выясни хотя бы возможность приезда на короткое время, чтобы повидаться. Ведь все-таки война остается войной, и особенно откладывать свидание в этих условиях не стоит.
Я жив, не очень здоров. Кончаю на этих днях роман, который, по-моему, окажется самым серьезный делом из всех, которые я делал до сих пор.
Вот, в сущности, все о себе. Если к этому прибавить, что моя личная жизнь течет в общем хорошо и спокойно, то это будет, пожалуй, вообще все.
В отношении матери и того, чтобы сообразить что-нибудь, в чем ей ходить зиму, я принимаю меры, но учти ту простую вещь, что в Москве это так же сложно, как в Молотове. Проще всего, конечно, если у вас есть какая-нибудь возможность, достать на месте, то я бы выслал денег. Но, может быть, лучше подождать и найти что-нибудь здесь, что я и делаю.
Крепко тебя обнимаю. Буду очень рад тебя видеть, и чем скорее, тем лучше.
Твой сын Кирилл.
(Без даты, очевидно — октябрь-ноябрь 1943 года)
Милая мама,
получил твое письмо и твою открытку вместе, и очень хорошо, что вышло именно так. Относительно существенных обстоятельств наших с тобой отношений я напишу в конце письма. А в начале, как обычно, хочу доложить о своих делах.
Через три-четыре дня кончаю роман. С ним оказалось гораздо больше возни, чем предполагал. Как будто получается, в общем, неплохо, хотя и неровно: первые две части никак не удается подтянуть к последним двум. Видимо, тут сказалось то, что я в процессе самого писания учился писать и к концу научился лучше, чем умел вначале. Думаю, что недели через две с какой-нибудь оказией смогу послать тебе роман, в нем 600 страниц, и одна перепечатка его (а нужно перепечатать его несколько раз) занимает неделю.
Кончил на днях сценарий «Москва», вместе с Пудовкиным. Получилось любопытно и необычно. Может быть, в связи с этим он пока что отвергнут Комитетом кинематографии. Не знаю, как решат этот вопрос выше. При всех обстоятельствах, как бы это ни было грустно, я все-таки не буду огорчен тем фактом, что работал над этим сценарием: работа была интересна сама по себе и полезна в том смысле, что я работал именно с Пудовкиным, с точки зрения профессиональной.
Картина «Жди меня» была хорошо принята на всех просмотрах и, очевидно, в ближайшие дни выйдет на экран. Думаю, она будет иметь большой успех у зрителя.
По роману буду, очевидно, со Столпером писать сценарий о Сталинграде, и не исключена возможность, что попробую себя в новом деле и буду ставить вместе с ним. Впрочем, все это решится через месяц-полтора.
Стихов в последнее время не писал. В производстве находятся две книги — первая — книга очерков, вторая — стихи о войне, обе довольно толстые.
Роман, очевидно, буду печатать в «Знамени», в издательстве «Советский писатель» и, может быть, отрывками, в «Красной звезде» (с этим вопрос еще не решен).
Почти все мои друзья находятся сейчас в Москве. На днях приезжает находящийся на фронте Долматовский. Собираемся мало; так много работы, что я почти никого не вижу, если не считать деловых свиданий.
Вот как будто и все текущие дела. Целую тебя, твой сын Кирилл.
Хочу приписать несколько строк по поводу твоего письма. Оно меня огорчило своими и справедливыми, и несправедливыми упреками. Зачем они?
Как я тебе и сказал — у вас будет хорошая комната, но, к сожалению, — это придется делать лишь по вашем приезде — при помощи самоуплотнения, — я подбираю пока возможные объекты.
Вообще же лучшее жизненное правило — доверять близким людям и толковать их поступки, когда они неясны, не в худшую, а в лучшую сторону,
А главное, мамочка милая, не нервничай, не огорчайся моими молчаниями, помни, что мы с тобой самые старые друзья.
Крепко тебя целую и обнимаю.
Кирилл.