Читаем Дорогие спутники мои полностью

Помню невские берега в ноябре сорок первого, покрытые черным, словно в окалине, снегом, и нашу лодчонку, судорожно оторвавшуюся от правого берега, и нас, кого с термосом, кого с кипой только что отпечатанной армейской газеты, судорожно глотающих ртом воздух, звенящий от беспрерывного грохота выстрелов и разрывов.

В тот год зима была ранняя. Уже в начале ноября землю прихватили заморозки, часто мела поземка, а по Неве плыло сало. Река, возможно, могла бы и стать, если бы не беспрерывные бомбежки и обстрелы. Вот и в ту ночь, когда мы переправлялись на "пятачок", вода клокотала вокруг нас. Длинные, как пики, трассы пулеметного огня целились в нас. Пляшущие по воде вспышки лопающихся мин и снарядов создавали представление, будто реку бьет лихорадка и вода того и гляди выплеснется вся на берег...

Я не знаю, что вспоминал, стоя в капитанской рубке, Дудин. Мы познакомились с ним здесь, в этих местах, позднее. К тому времени разведчик полковой батареи Дудин стал военным корреспондентом. Я же знал его как поэта.

Наверное, у каждого поэта есть стихотворение, которое можно уподобить "магическому кристаллу". Вглядываешься в него - и видишь не только то, что сделано автором до этого рубежа, но и предугадываешь главные направления его творчества в дальнейшем.

Среди стихов Михаила Дудина для меня это - несомненно, "Соловьи". И они связаны с незабываемым.

Волховский фронт. Крошечный бугорок сухой земли среди Синявинских болот. Какой-то остряк окрестил его "островом Святой Елены". От наших окопов до немецких - двести метров. Почти столько же - до своего переднего края. А здесь - боевое охранение - взвод солдат во главе с младшим лейтенантом, на петлицах которого еще видны следы от снятых "треугольников".

Звание присвоили, знаков различия тут днем с огнем не сыскать.

На "остров Святой Елены" можно было добраться лишь ночью. Но в ту нору года ночь - понятие условное. Даже предельно осторожные немцы редко пускают осветительные ракеты: и без них "ничья" земля и болото дальше за нами просматривались далеко.

Именно поэтому, наверное, в ту ночь не повезло нашим разведчикам. Они пытались взять "языка", по вернулись с двумя тяжело раненными товарищами. Один из них был безнадежен.

Кто был на войне, тот знает, как горько вот так сидеть около умирающего, не в силах чем-нибудь помочь ему.

Каша не лезла в горло. На сердце было скверно. Говорить не хотелось.

Вот так и сидели мы молча. День только начался.

До окончания его - целая вечность.

- Закуривай, - кто-то протянул мне кисет с махоркой и "Комсомолку", уже пущенную на цигарки. Я тоже собрался оторвать полоску, как вдруг увидел внизу полосы стихи: "Соловьи" Михаила Дудина.

Имя поэта мне ничего не говорило.

Я начал читать, и озноб побежал по коже.

Поэт рассказывал о том, что произошло сегодня у нас, о том, как умирал еще один солдат, как он



Смотрел на нас, и молча ждал конца, 


И как-то улыбался неумело. 


Загар сначала отошел с лица, 


Потом оно, темнея, каменело. 


  


Ну, стой и жди. Застынь. Оцепеней. 


Запри все чувства сразу на защелку. 


Но тут и появился соловей, 


Несмело п томительно защелкал. 


  


Потом сильней, входя в горячий пыл, 


Как будто настежь вырвавшись из плена, 


Как будто сразу обо всем забыл, 


Высвистывая тонкие колена. 


  


Мир раскрывался. Набухал росой. 


Как будто бы еще едва означась, 


Здесь рядом с нами возникал другой 


В каком-то новом сочетанье качеств. 


  


Как время по траншеям тек песок. 


К воде тянулись корни у обрыва, 


И ландыш, приподнявшись на носок, 


Заглядывал в воронку от разрыва. 


  


Еще минута. Задымит сирень 


Клубами фиолетового дыма...


Я привожу длинную цитату, чтобы читатель поскорее вошел в атмосферу стихотворения, почувствовал бы то самое единство противоречий, ту сшибку их, которые, собственно, движат и жизнь нашу, и каждое явление искусства. Трагедия гибели солдата и торжество расцветающей природы написаны словно бы на одном дыхании.

Красота родной земли была последней наградой герою.

Недаром с последним ударом сердца он выдохнул: "Ребята, напишите Поле: у нас сегодня пели соловьи".



Он не дожил, не долюбил, не допил, 


Не доучился, книг не дочитал, 


Я был с ним рядом. Я в одном окопе, 


Как он о Поле, о тебе мечтал...


Эти строчки я уже читал не про себя, а вслух, и бойцы подсели ко мне, слушали.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное