Дорогой бессмертия

Карст пошла по улице Шевченко. Повернула на Словацкого и оказалась в парке. Села на скамейку. Олег сразу подошел к ней.

– Твоя слежка могла кончиться печально, – отчитывала Нина Олега. – Если бы офицер обратил внимание на твои гримасы, знаешь ли…

– Извини, Нина, но я очень боялся потерять тебя из виду. Тогда бы, наверняка, все пропало. А кроме того, я с утра ничего не ел, голоден, как волк.

– Почему ты в Ровно?

Чаповский рассказал Нине, как полиция и гестапо охотятся в Луцке за участниками подполья. Они выслеживают патриотов на квартирах, устраивают повальные обыски, пытают, чтобы арестованные назвали фамилии неблагонадежных. В последние несколько дней в городе участились облавы. Окружают целые районы и проверяют всех жильцов. Того, кто окажется без надлежащих документов, забирают вместе с хозяином.

– Мне ничего другого не оставалось, как временно скрыться. Вспомнил, что в Ровно есть друзья, и решил у них перебыть.

Олег долго рассказывал о своих злоключениях. А начались они вот с чего. Каждое воскресенье военнопленный Харченко (с таким документом Олег был выпущен из лагеря) приходил на пункт регистрироваться. В один из таких дней он возвращался из пункта, а навстречу шли две напомаженные и очень вульгарные женщины. Поравнялись. Одна из них в упор посмотрела на Чаповского и своим острым глазом определила, что перед ней – еврей. Она с возмущением прокричала:

– Смотри, Маруся, по городу еще ходят иуды!

Подруга оглянулась и вдогонку мне бросила:

– Не спеши, милочек, далеко не уйдешь!

Тут, как на зло, появился полицейский – небольшого роста, с самодовольным красным лицом и мышиными глазами человечек.

– Задержите! – кричала Маруся, показывая рукой в сторону Олега.

Блюститель «нового порядка» был рад случаю.

– Кто такой? – грозно уставился в парня.

– Харченко, инвалид войны, – ответил Олег.

– Знаем мы вас! Пойдем, там разберемся!

Вокруг собралась толпа ротозеев. Полицейский крепко держал Чаповского за рукав.

– Не топчись на месте, иди! – подтолкнул полицейский.

Никто не заметил, как к толпе приблизился рослый, светловолосый немецкий офицер.

– Что тут происходит?

– Господин офицер, женщины говорят, он иуда, – с напускной улыбкой доложил раскрасневшийся полицейский.

– Болван! Этот военнопленный аккуратно регистрируется, его знают наши работники. Марш!

Пальцы полицейского разжались. Обидно, а думал – попалась такая добыча… Но немец приказал. Как тут не выполнить?

– Разрешите идти?- виновато пробасил полицейский, искоса метнув гневный взгляд на виновниц его глупого положения.

– Иди! – офицер брезгливо съежился.

Приложив руку к головному убору, Олег четко щелкнул каблуками.

– Благодарю вас, господин офицер!

– Иди, иди! Мы тебе работу быстро найдем! Бездельник!

– Кто бы это мог быть? – спросил Олег потом у Наташи Косяченко. – Мне кажется, что он наш друг. Во всяком случае, так поступить мог только хороший человек.

– Говоришь, высокий? С русыми волосами?

– Да.

– Офицер был один?

– Я очень нервничал и не помню, как он оказался подле меня. Кажется, подошел один. Но я отлично расслышал, как женщина, донесшая на меня, шепнула подруге: «Переводчик».

Наташа вспомнила – Паша говорила ей о немецком переводчике. Неужели он?

– Олег, если ты встретишь его на улице – не ошибешься?

– Нет, не ошибусь.

– Придет время – узнаем, кто он. Обязательно узнаем. А пока давай браться за дело. Нужно составить листовку. Слыхал, как наши бьют немцев?

– Еще бы!

– Сводку Советского Информбюро мне передал Измайлов. Не все пункты, освобожденные от фашистов, тут записаны. Но ясно одно – немец бежит. Так и следует писать: немцы отступают! Советские воины громят ненавистных захватчиков. Земля очищается от коричневой чумы. Каждый день приближает нас к победе. Смерть фашистам!

– Хорошо, нужно еще несколько слов о том, чтобы жители Луцка помогали патриотам в их борьбе с врагами.

Наконец текст листовки был составлен. Каждое слово в ней волновало, призывало к стойкости и мужеству.

К полночи тетрадные листки были исписаны большими буквами. Вечером их расклеют на улицах.

Чаповский остался ночевать у Косяченко. А утром, когда он собирался идти в город, в дверь постучали.

– Харченко? Вам повестка, распишитесь. – Молодой паренек подал листок.

Не трудно было догадаться, для чего немцы вызывают на регистрационный пункт. Поэтому Олег решил туда не являться. Вечером он спросил Косяченко:

– Как же быть, Наташа? За неявку могут расстрелять.

– Да, все это некстати,- раздраженно ответила Наташа. – Где же тебя упрятать?

Наташа пришла к Галушко и объяснила положение.

– Девушка, которая у меня живет, уехала к родным в село. Пусть приходит, перебудет, – предложила Мария Григорьевна.

Но через два дня девушка возвратилась в Луцк. Тогда Галушко препроводила Олега к Паше Савельевой. У нее он тоже не смог долго задержаться. Накануне сюда пришли связные партизанского отряда. Довелось перейти снова к Наташе. Ночью к ней нагрянули немцы. Чаповский босиком и полураздетый успел по винтовой лестнице выбраться во двор. Немцы не застали «дезертира» и этим были очень обозлены. Они собрались уходить, но увидели на столике фотографию: