Дорогой длинною

– А ты думаешь, я не знал? Да вы ещё в Одессе не жили, а мне крымские цыгане на Конном рынке уже всё обсказали: и где Маргитка, и с кем, и как живёт! Ты что - сам не цыган, что ли? Не знаешь, как слухи доходят? И Яшка, молокосос, ещё дурить меня взялся! Думал - я сам не знаю! И чего это он так за тебя беспокоился, скажи мне?

– Не за меня, - глядя в стол, мрачно сказал Илья. - Из-за Дашки. Она, верно, слово с него взяла…

Митро шумно вздохнул, огляделся и, увидев на столе нетронутый полуштоф, не спеша налил себе полстакана. Подумав, плеснул и в стакан Ильи. Они, не чокаясь, выпили, одновременно ткнули вилками в солёные огурцы, молча захрумкали. Илья был настолько озадачен всем услышанным, что не знал, о чём теперь заговорить с Митро. Тот первый задал вопрос:

– Куда теперь собираешься?

– В Смоленск.

– Что, и к нашим не зайдешь?

– Чего ради? Мне только с тобой переговорить надо было.

– А к своим заглянуть не хочешь? Ну, хоть из приличия?

– Слушай, чего Настька за Сбежнева не вышла? - вдруг напрямую спросил Илья, отложив вилку. - Мне Варька сказала, что у них уже всё решено было…

– Было! - сердито подтвердил Митро. - И вышла бы! Если б тебе, паршивцу, в голову не взбрело ей "Твои глаза бездонные" из кустов подвыть!

Ну, что ты на меня так глядишь?! А то я не знаю, кто тогда, в Одессе, хору подпевал. Да все поняли, все, не беспокойся. И я, и Варька, и Настька прежде всех! У-у, с-сукин ты сын, Смоляко… Насилу баба в княгини собралась - ты и тут ногу подставил!

– Никаких я ног не подставлял, - буркнул Илья. - Значит, плохо хотела в княгини-то.

– Ну, сукин сын и есть. - махнул рукой Митро. Через минуту он поднялся.

Уже сделав несколько шагов к двери, вернулся и, наклонившись к Илье, вполголоса сказал:

– Настьке я ни полслова не скажу, не надейся. Сам думай, как тебе лучше.

По мне - так проваливай к чёртовой матери, плакать не буду. А захочешь со своей семьёй перевидаться - они теперь все в бывшем Макарьевны доме живут. Всё, будь здоров! - Он бросил на стол нож Ильи и молча, быстро вышел из трактира. Дверь за ним захлопнулась.

Илья не глядя сунул нож за голенище, медленно допил водку из стакана, опустил голову на руки. Долго сидел не шевелясь. Затем швырнул на стол полтинник, быстро встал, грохнув табуреткой, и, на ходу натягивая полушубок, вышел вон.

*****

Ночную Живодёрку засыпало снегом. Первый в этом году, он то переставал, то снова принимался валить тяжёлыми хлопьями, облепил ветви деревьев, заставил склониться кусты сирени, выбелил улицу. Мутная луна изредка проглядывала сквозь тучи, на миг освещая молодой снег, и пряталась вновь. На воротах Большого дома сидела и уныло каркала ворона, на свой птичий лад проклиная вываливающееся из неба липкое крошево. Из-под калитки дома напротив выбрался Боська - рыжий пес семейства Смоляковых, нехотя гавкнул на ворону, и та, снявшись с ворот, исчезла в снежной пелене.

Старая керосиновая лампа коптила нещадно, и Настя погасила её.

Нашарив в темноте на подоконнике спички, запалила две свечи, отодвинула медный, весь изъеденный зеленью подсвечник на край стола. Шёл уже третий час ночи, сыновья с жёнами и детьми давно спали в соседних комнатах, а Настя всё никак не могла заставить себя лечь.

В полночь к ней неожиданно заявился Митро - весь в снегу, без шапки, лохматый и злой как чёрт. С порога он объявил, что Настин любимый старший сын сегодня увёз из мужнина дома Иринку и чем это теперь закончится - уму непостижимо. Настя всполошилась, кинулась будить младших сыновей, допытываться - кто сегодня последний видел Гришку, но и Ванька, и Петька, и Ефим лишь хлопали спросонья глазами да божились, что видели брата только утром, а после - нет. Растерянная, ничего не понимающая Настя попыталась хоть как-то успокоить Митро, но тот ничего не стал слушать, проворчал: "Яблочко от яблони…" и ушёл домой. И сейчас Настя одна сидела за столом в старой кухне Макарьевны, смотрела на отражающиеся в оконном стекле язычки свечей и растерянно думала: что теперь будет? И что это взбрело Гришке в голову? И как она, родная мать, ни о чём не догадывалась? И как Иринка с выводком детей, беременная, решилась на такое? И давно ли они сговорились, и как умудрялись скрываться от всех, и что теперь скажут Картошки, и не дойдёт ли до драки?

Ходики хрипло отбили три. Устав от тревожных мыслей, Настя встала, бережно открыла футляр с гитарой. Пробежавшись пальцами по ладам, она заиграла было "венгерку", но, когда дошла до любимой, мелодичной, состоящей из тоскующих переборов части, под окном вдруг заскрипел снег… коротко взвизгнула калитка… кто-то чуть слышно стукнул в окно…

Настя, вздрогнув, опустила гитару. Стук повторился, шаги были слышны уже у крыльца. Настя встала, положила гитару на стол, сняла с крючка шаль.

Устало подумала: "Ну, что ещё-то, господи?" - и пошла открывать.

На крыльце стоял Илья. Забыв отпустить ручку двери, не замечая того, что в сени с улицы заносятся хлопья снега, Настя молча, изумлённо смотрела на него. Затем вполголоса сказала:

– Вот только тебя мне сейчас не хватало…