Дорогой дневник

Господи, увы мне, увы… Мы лизались с ним на том самом диване несколько часов кряду. Да так увлеченно, что до сих пор болят челюсти. Пристрелите меня, пожалуйста. Просто прибейте меня. А-А-А-А-А!!!»

***

Срабатывает будильник, и мама тихонько стучится снаружи. Быстро прячу тетрадь под подушку, но не успеваю изобразить глубокий сон и рассекречиваюсь.

— Во сколько вчера вернулась? — заглянув, скорее для порядка осведомляется она.

Скрыв одеялом половину лица и возможный перегар, вдохновенно вру:

— В половине двенадцатого, мам. Мы с одноклассниками гуляли по площади. Разошлись в двадцать два пятьдесят, но я не успела: пришлось очень долго ждать такси.

На самом деле мое возвращение состоялось гораздо позже. Было темно, родители спали.

Однако мама верит моей версии событий — улыбается, спрашивает, чего бы я хотела на завтрак, кивает и притворяет за собой дверь.

А я пялюсь в серый потолок, проглатываю огромный ком вины и едва дышу.

В час ребята отправились ночевать к Холодосу, а нас с Багом понесло на прогулку по ночному городу.

Мы шли, крепко держась за ручки, как пара влюбленных подростков. Болтали о разном, заговаривая в один голос, валялись в сугробах, делали «снежных ангелов» и смотрели на звездное небо. Какое-то время, видимо. Потому что в один из моментов Баг заслонил обзор, и мы снова самозабвенно присосались друг к другу. Я порхала среди этих самых звезд.

Господи-и-и-и!!!

Мы целовались даже перед открытой дверью такси — долго и увлеченно, и водитель начал забористо материться.

Я и сейчас пребываю в полном раздрае и состоянии измененного сознания, но в двух вещах уверена на все сто.

Баг — тот, кого я так упорно и безнадежно искала, блуждая в одиночестве и пустоте. И вчера между нами не было никакой Маши.

Глава 14

20 марта, понедельник, 7.20

Дописав до точки, нехотя выпутываюсь из одеяла и ковыляю в ванную, но, проходя мимо настенного зеркала в прихожей, подпрыгиваю от испуга: оттуда на меня взирает такое ужасное нечто, что над головой трубят ангелы апокалипсиса.

Шлепаю себя по лбу и тяжко вздыхаю: увы, это «нечто» — с мешками под глазами, губами, как у жертвы налетевших пчел или неудачной пластики и ярким смачным засосом на шее — всего лишь я.

А бонусом к отпечаткам вчерашнего порока идут головная боль, слабость и тошнота.

Просто блеск.

С трудом проталкиваю в себя завтрак, скрываюсь в комнате, напяливаю форму и куртку, в два слоя наматываю шарф.

К счастью, нам с папой сегодня по пути, и он вызывается подкинуть меня до школы.

Всю дорогу мы слушаем громкую музыку и оживленно болтаем ни о чем, но на прощание папа протягивает мне жвачку и кривится:

— Дитятко, восемнадцать — это золотое время. Но… от тебя так разит!.. Если и одноклассники в той же кондиции, вы уморите бедных учителей.

***

8.00

Мое появление в классе выходит эпичным: охнув, сажусь на стул, грохаю рюкзаком о соседний, разматываю шарф и все отчего-то затыкаются.

— Чего пялитесь? — хриплю и слишком поздно понимаю, что на моей лебединой шее сияет засос. Плевать.

Зато не плевать занозе Мамедовой…

— Внимание, дамы и господа! У нашей психички Литвиновой появился половой партнер! — Ну конечно, она не может упустить шикарный повод поиздеваться: уперев руки в бока, нависает надо мной и прищуривается как змея. — Кто же он? Бомж, алкоголик или такой же забитый ботаник?

Она не подозревает, что говорит про своего новоиспеченного и горячо любимого родственничка, а я впервые ощущаю тайное превосходство и посмеиваюсь про себя. Она больше никогда меня не достанет.

Я вообще частенько задумываюсь, почему Мамедовой так нужно казаться крутой. Наверное, за счет несчастных школьных фриков она компенсирует свое незавидное положение дома. Еще бы: старшая сестра успешнее, умнее, «румяней и белее», положение отца обязывает быть звездой, а еще у них очень влиятельная и строгая мать, и нашего директора в приватных беседах частенько называют подкаблучником.

Что среди этих ужасных людей забыл Баг?..

— Спорим, даже у него на тебя не встало, и бурная ночь прошла за чтением томика Шекспира, да?

— Ага, — рассеянно отвечаю ожидающей реакции Альке и без суеты выкладываю из рюкзака учебник.

Черт, а вот тетрадь я, кажется, забыла…

— И кто же этот несчастный? — продолжает досаждать Мамедова. — Поведай же миру!

У меня сейчас мозг взорвется, а она лезет со своими космически остроумными шутками. Медленно разворачиваюсь к раскрашенной идиотке и невинно улыбаюсь:

— А что, Аль, ревнуешь?

Алька брезгливо кривит темно-вишневые губы и отваливает восвояси.

Краем глаза замечаю, как Паша отворачивается и раскрывает книгу, впрочем, иного от него ожидать не приходится.

***

А на уроках начинаются флешбэки.