Дорогой дневник

В воскресенье Баг тусил со мной почти до утра и все последующие вечера не давал покоя в личке, спрашивая, как я. Хочешь, расскажу, по какой причине?

Элементарно: делал он это вовсе не из-за симпатии или дружеского порыва. Просто ему нечем было заняться.

Как я уже говорила, в школе готовят праздничный концерт ко дню самоуправления, но Альке с Надей не придется петь про свой прекрасный мир: им некому аккомпанировать.

Маша, вызвавшаяся их поддержать, на днях попала в больницу.

После уроков нас снова согнали в актовый зал. Мальчишки, тужась и матерясь, устанавливали на сцене мои декорации, а Алька билась в истерике:

— Представляете, Полина Викторовна, в воскресенье утром Маше стало плохо. Женька отвез ее к врачу. Думали, что все обойдется, но сегодня она позвонила и сказала, что проваляется в перинатальном центре до конца срока.

— Какой ужас. А что с малышом?

— Он вроде бы в норме. Но Маше нужно постоянно находиться под наблюдением и как можно меньше ходить.

— Господи, и как бедный Женя справляется? — сокрушалась классная, а у меня в этот момент, кажется, подскочило давление.

Как Женя справляется? Ха… Могу просветить. Женя выключает телефон, чтобы жена его не доставала, глушит пиво до синих слюней и зажимает по углам идиоток вроде меня — безмозглых и бессовестных.

***

Я сидела за декорацией и плакала — от омерзения и лютой досады на него и на себя.

Хороша забава — цеплять ненормальных, одиноких, отчаявшихся девчонок, смотреть на них влюбленными глазами, складно чесать языком и пудрить мозги, когда близкие так в нем нуждаются!

Баг моральный урод или больной.

Он и меня пытается извалять в своей грязи. Ну зачем Маша с ним связалась?!

Пора прекращать наше общение. Не надо было даже начинать!

— Полина Викторовна, — до моего укрытия донесся тяжкий вздох Мамедовой. — Если мы не будем петь, придется заполнить образовавшееся “окно” в программе чем-то другим!

— Ты права, Аля. Вот только чем? — запричитала классная. — Осталось два дня, мы даже отрепетировать не успеем.

Пусть я и ужасный человек, но в тот момент вдруг срочно захотела сделать хоть что-то хорошее. Чтобы хоть частично уравновесить баланс черного и белого в моих поступках, облегчить душу и нормально задышать.

Вытерев ладонью сопли, я вылезла из-за последней декорации на свет божий и прохрипела:

— Я могу на флейте играть.

Все двадцать пар глаз присутствующих людей одновременно уставились на меня.

— На какой? На кожан… — Чья-то дебильная шутка оборвалась на полуслове.

— Честно! Не верите? Я сыграю! Что-нибудь из классики. Завтра, на прогоне.