Юнги сам уже не понимает, что говорит, но Чимин определённо больше, чем какое-то одноразовое развлечение. Да… это то, что Юнги думал о нём первое время, но вскоре Чимин стал тем местом, куда Юнги мог прийти в любой момент без страха быть отвергнутым, где Юнги чувствовал себя живым, и, возможно, в глубине души он прекрасно понимал, что причина, по которой он раз за разом возвращался к младшему заключалась в том, что Мин просто-напросто хотел почувствовать себя любимым.
И со временем он стал зависимым вовсе не от секса с Чимином и от физического удовлетворения, он стал зависим от бескорыстной чужой любви.
От того, как парень снова и снова напоминал Юнги о том, что его музыка потрясающая и заслуживает внимания, что она имеет смысл.
С того самого момента, когда он впервые увидел слёзы в глазах мальчика, до того, как Мин лежал в постели, готовый сдаться, отказаться от всего, именно Чимин помог ему взять себя в руки. Его доброта и беззаботная улыбка, маскирующая множество шрамов на его сердце. Да даже в своём последнем письме Чимин поддерживал его, беспокоился за него, хотя Юнги на протяжении стольких лет ранил его.
— Хосок, это не так… Я не знаю, но-я-я… Мне нужно увидеть его. Пожалуйста, я был неправ-я-
— Юнги, ты любишь его, не так ли?
Чон ослабил хватку вокруг руки старшего и проследил взглядом за тем, как резко она упала, ударившись несколько раз о бок парня.
Хосок всё понял, в отличие от Юнги.
Самый простой вывод напрашивается, стоит лишь взглянуть на убивающего Юнги, прислушаться к его словам. Мин Юнги, который всегда был груб и скуп на трогательные выражения, прямо сейчас умолял его.
Если не любовь, то Хосок и представить не может, что вызвало в Юнги такие эмоции.
— Что ты такое-
— Ты любишь его, Юнги, ты влюбился.
Любовь.
Любовь.
Любовь.
Слова Хосока эхом отдаются в голове.
Любовь всегда была абстрактным элементом изменчивых человеческих эмоций, которые покинули Юнги много лет назад. Любовь не принадлежала ему, он думал, нет ничего, что могло вторгнуться в его холодное разбитое сердце. Этого просто не может произойти, но это случилось.
Где-то по пути Юнги споткнулся и упал. Упал и погряз в омуте чувств к мальчику, который так заботился о нём, который так любил его, несмотря на его отвратительную личность и грязное прошлое. Несмотря на то, что Юнги причинил ему такую боль, которую словами не описать, и он понял какой же он дурак, какой же он идиот.
— Юнги? Юн-какого хрена-
Хосок снова кладёт руки на плечи старшего, на этот раз более мягко, с пришедшим на место гневу беспокойством во взгляде.
Что-то тёплое стекает по щекам Юнги, а окружающий мир выглядит таким размытым, словно парень тонет под водой. Капли ударяются о пол, и Юнги клянётся, что слышит, как звонкое эхо заполняет помещение.
Он чувствует, как вместо дыхания с губ срывается хрип, а голова начинает ужасно болеть, и только тогда Юнги осознаёт, что плачет.
Мин Юнги никогда не плакал. Ни тогда, когда был оставлен в приюте или был подвергнут жестокому обращению, и голодал трое суток подряд, в наказание. Ни тогда, когда люди относились к нему как мусору и избивали его, сломав пару рёбер. Никогда не плакал.
Но сейчас он делал это.
Потому что Чимин ушел, оставил его, и Юнги не может ничего сделать, чтобы остановить его, потому что, в конце концов, он заслужил это.
========== Dead Leaves ==========
— Вау, мне кажется, или кофе здесь крепче, чем в Сеуле?
Палящие солнечные лучи пробираются сквозь окно, рядом с которым сидят Чимин и Джебом, позволяя кофеину восполнять в них энергию.
Чимин молча кивает и приподнимает уголки губ, надеясь, что Джебом примет это за улыбку. Эту натянутую улыбку.
Брюнет делает глоток своего латте, и он, конечно же, тоже отличается, немного более горький, оставляет после себя большее послевкусие, но это не только из-за кофе. Много чего.
Небо касается верхушек зданий, украшенных неоновыми светодиодами, которые загорались к вечеру; шумные толпы людей разных рас, говорящих на разных языках, создавали удивительную картину — и это была Америка. И Америка не была Сеулом.
Чимину нравилось пребывание в другой стране, ему нравилась идея быть вдали от дома, но освоиться в новом окружении всё ещё было непросто. Начиная от улиц, заканчивая речью людей — всё это выглядело прямо как картина из типичного голливудского кино.
Чимин был умным, поэтому изучение универсального английского языка было для него чем-то простым, на уровне прогулки по парку, да и знал он немного ещё со школьных лет, просто в Корее ему это не было нужно.
Америка была местом, где пока нет никаких воспоминаний, нет призраков прошлого, и Чимин возлагал большие надежды на место, где множество возможностей ждали его с распростёртыми объятиями.
Первые пару недель были самыми трудными. С одной стороны тоска по дому, а с другой введение курса биохимии в университете, в котором они с Джебомом учились. Однако в конечном итоге Чимин доказал, что достоин звания «гений», когда профессора с гордостью наблюдали за выдающимися способностями Пака, и даже остальные студенты довольно быстро зауважали его.