Дорогой Мин Юнги (ЛП)

Если бы Чимин знал, что его профессия заключается не только в том, чтобы лечить больных детей, а также и в том, чтобы наблюдать за чужим отчаянием и болью, не имя возможности помочь им. Если бы он знал, что далеко не всё в его жизни было таким же лёгким, как прогулка в парке. Но опять же, из всех людей он должен был лучше всех понимать это.

Лёгкий летний ветер ласкает щёки парня, его дыхание начинает дрожать, после чего он и вовсе прекращает дышать.

— Чимин, ты не Бог. Ты только играешь в Бога. Но, в любом случае, у тебя щедрое сердце, доброе, умеющее прощать. И, если честно, в современном обществе такие люди встречаются редко. Просто присутствовать здесь ради детей, заставлять их улыбаться — этого уже достаточно. Так что не бери на себя слишком много. Мы уже благословлены тем, что человек вроде тебя не забывает об этом месте. Ты свободен от проступков, Чимин.

Младший чувствует тепло чужих рук на своих и смотрит на женщину, улыбающуюся ему, и сердце Чимина обретает покой. Летняя жара трепещет в груди, и он улыбается.

— Спасибо, — говорит Чимин тихо, и в этот момент парень действительно чувствует, что свободен.

— В таком случае я предполагаю, ребёнок поправляется и счастлив в новом доме?

Спустя несколько минут женщина встаёт и убирает пустые чашки, прежде чем подсесть обратно к Чимину, чтобы услышать ответ младшего.

Чимин открывает рот, а затем закрывает. Он колеблется немного, но, когда вспоминает ночи, наполненные мягким хихиканьем и тёплыми объятиями, нежными поцелуями ранним утром и шёпотом любви, он кивает уверенно и отвечает:

— Он счастлив.

Монахиня кивает и улыбается понимающе. Чимин повторяет.

— Мы счастливы.

Как же приятно находиться дома. Когда он в последний раз был дома? Два дня назад? Три? Честно, Чимин потерял счёт.

Знакомые уличные фонари мерцают, когда парень выходит из машины, припарковавшись на стоянке.

Сейчас вечер, солнце уже зашло, но он бросает взгляд на сад, наполненный различными цветами перед его домом.

Делая несколько коротких шагов, он внезапно вспоминает, что забыл ключи в рабочем кабинете рядом с кучей отчётов, над которыми работал прошлой ночью. Чимин тяжело вздыхает.

Но затем он видит, как загорается свет в окне, и слышит громкий смех по ту сторону двери. Пак улыбается, зная, что ему не нужен ключ, чтобы войти в своё прибежище тепла и счастья, что ждёт его прямо за этой дверью.

Дом, в котором ему не нужен ключ и замок, потому что его всегда встретят с распахнутыми объятиями.

— МАМОЧКА! ПАПОЧКА ДОМА!

Как только раздаётся дверной звонок, Чимин тут же слышит звонкий детский голос. Он старается сдерживать смех, когда слышит громкие шаги, приближающиеся к двери.

— Уджи, сколько мне ещё повторять, что я тебе не ма-

Чимин не выдерживает и взрывается от смеха, когда дверь открывается, и ему навстречу тянется пара маленьких ручек, обнимая за ноги и тем самым затрудняя движение.

В порыве счастья Чимин наклоняется и хватает ребёнка, даря ему крепкие тёплые объятия, легонько зажимая рукой пухленькие щёки, обожая его глаза-полумесяцы и сладкую улыбку, когда ребёнок хихикает радостно от прикосновений.

Он заглядывает за плечо мальчика и видит фигуру, стоящую неподалеку, скрестившую руки на груди и топающую ногой в нетерпении. И Чимину стоило бы напрячься из-за пронзительного взгляда, обращённого к нему, но через пару мгновений во взгляде отчетливо виднеется нежность и ласка, поэтому Чимин просто подходит ближе к фигуре.

— Добро пожаловать домой, идиот, — голос отскакивает от стен, прежде чем добирается до чиминового слуха, словно звон Рождественских колокольчиков.

На сердце Чимина легко.

— Я дома, Юнги, я дома.

Чимин тянет тонкое одеяло над спящим мальчиком, удобно устроившимся на его коленях, и откидывается на спинку кровати. Иногда он проводит пальцами по мягким коричневым прядям, и просто вздыхает, чувствуя переполняющую радость. Разве есть что-то более ценное, чем этот малыш, спящий в его объятиях? Если не считать улыбки Юнги, то ответ будет отрицательным.

— Ребёнок, наконец, заснул?

Дверь ванной комнаты открывается, являя взору Чимина любовь всей его жизни, выходящую из душа, и он чувствует, что его сердце всё ещё бьётся сильнее при виде человека, чья бледная кожа украшена татуировками.

Отличия есть: волосы Юнги больше не серебряные. Теперь они коричневые, почти чёрные. Нежный и такой совершенный. Даже спустя год Паку трудно привыкнуть, но Юнги настаивал, что хочет выглядеть приличным взрослым. Им ведь уже за тридцать, под их опекой ребёнок. Также потому, что его статус айдола заменён на «талантливый продюсер». Гениальный и известный рэпер из «Bangtan Sonyeondan» теперь стал успешным продюсером и наставником стажёров компании.

— Спит, как мёртвый, — улыбается Чимин, тыкая пальцами в пухлые щёчки мальчика. Юнги хихикает, надевая удобную кофту, и садится на край кровати, всё ещё вытирая волосы полотенцем.

— Не тебе говориться об этом, Пак Чимин, — дразнит старший, на что Чимин лишь сильнее улыбается.