Дорогой воспоминаний

Мой покой вновь оказался нарушен. Крепость моего дома взорвана, Темным, мать его, Властелином! Что это вообще было? Пришел, увидел, трахнул? А потом также молча сбежал, оставив на память синяки на бедрах и потеки семени… Это же было почти изнасилование, так какого хрена я судорожно сжимаю колени и в нетерпении ерзаю, стоит только вспомнить его жесткий захват, его твердый член, что раз за разом убивал меня чистым наслаждением? Здравый смысл требует держаться от него подальше, а желательно вообще возненавидеть, стереть к чертям телефон, сменить адрес. Вместо этого с трудом удерживаю себя от того, чтобы не набрать его номер, просто, чтобы убедиться, что он реален, что его голос все такой же чуждо-знакомый.

Мы женщины — такие бляди…

Всю жизнь я презрительно морщилась, не понимая, как можно терпеть закидоны и грубость мужчин, как можно покорно раздвигать ноги перед очередным «самцом» и радоваться его скупым, идиотским и совершенно неискренним жестам псевдо-внимания. И не просто терпеть, а чуть ли не возводить их в культ! Чего только стоят бесконечные истории в Сети с тэгами «властный герой»! Всегда проходила мимо и слала лесом, а теперь дрожащей рукой прикасаюсь к губам, все еще саднящим от жадных поцелуев, и, как идиотка, прикрываю глаза, снова и снова воскрешая в памяти ощущения, мои и его стоны, прошивающий позвоночник оргазм. И до синих искр хочется, чтобы он сейчас был рядом, пробрался под скромный подол моего до нельзя стильного платья, и без долгих прелюдий проник пальцами туда, где уже опять влажно.

Чееерт… Сейчас бы не к родителям на ужин, а в горячую ванную, чтобы продлить удовольствие. Да, мать его, удовольствие! Ну и пусть мне потом будет стыдно, пусть я опять буду удивляться своей слабости, неважно. К черту монашескую скромность и сдержанность, мне больше понравилась необузданная, звериная страсть, что он щедро разделил со мной. Во всех смыслах.

Но нет, ритуалы, гребанные ритуалы… Вдох-выдох, обычная маска невозмутимости и вперед.

Дверь открыл брат, заключил в медвежьи объятья, вытряхнул из пальто и по прямой наводке отправил на кухню, где папа вовсю колдовал над паэльей.

— Привет, пап.

Короткий кивок, чмок в щеку — вот он мой немногословный отец, гениальный нейрохирург и почти столь же гениальный повар. Наверное, я его даже люблю, хоть где-то до двадцати мне и казалось, что искренне ненавижу. За строгость, за дурацкие принципы и попытки скроить меня под свои представления о правильной дочери. Потом он отстал, слава всем богам, чего нельзя сказать о маме.

— Помочь чем-то? — спросила я.

— Посмотри, как там креветки поживают.

Хорошо они поживали, весело, розовея боками в сливочном масле с чесноком.

— Перевернуть?

— Давай, чтобы не пересохли, — дал добро «шеф-повар».

Сказано, сделано.

— Где мама? — задала я осторожный вопрос.

— Наверху, пишет.

Все как обычно.

— Научная статья?

— Доклад на конференцию.

Ничего не значащие фразы, пустой, вежливый разговор. Я якобы проявляю интерес, папу вроде бы как все устраивает. Фальшь, притворство, семейная идиллия.

— Выложишь слои? Я пока за вином схожу, — просит папа.

— Конечно. Pinot Grigio еще осталось?

— Поищу.

В подвале у родителей целая винная коллекция, без раритетов, но зато все высшего качества. Пожалуй, именно этот фактор снижает напряженность наших «застольных бесед». И то не всегда.

Паэлья папиного приготовления — это целое искусство. Не испанская, а итальянская версия, где вместо риса используются тальятелле, а слои пасты чередуются слоями морепродуктов и слегка обжаренных овощей. Первый слой тальятелле лег без всяких проблем, креветки, мидии и осьминожки расположились живописной массой сверху, слегка разбавленные помидорками черри и карамелизированным луком. А вот дальше… Второй слой пасты не захотел занимать свое место без приключений — длинная, плоская полоска тальятелле вдруг дернулась, кончик приподнялся, словно голова маленькой кобры, качнулся из стороны в сторону, осматриваясь, а потом зафиксировал свой «взгляд» на моих пальцах, сжимающих щипцы. Бросок и белая «змейка» обвилась вокруг кисти, поднялась чуть выше, сжала свои кольца на запястье, сворачиваясь диковинным браслетом. У меня был когда-то такой, массивный, намного больше «макаронного», из серебра, с ярко-переливающимися бусинками глаз. И купила я его… Или мне подарили? Не могу вспомнить, но браслет такой точно был, что с ним стало? Не помню, но от чего-то в голове всплывает странное «Соле’Маан». Чтобы это значило?

Еще несколько дней назад я бы вскрикнула, затрясла лихорадочно рукой, пытаясь избавиться от странного браслета, а теперь просто смотрела и новый глюк совсем не пугал. Мне было… забавно? Верно, с чего бояться безобидной тальятелле? Даже если она вдруг стала диковинной змеей.

Голова «кобры» вновь поднялась над запястьем, шея свернулась эдаким вопросительным знаком.

— Хочешь поиграть? — спросила я ее.