— Привет. — Его голос потрескивает в тишине.
Я прочищаю ком в горле.
— Привет.
Мейкон издает горловой стон, медленно приближаясь. В руке он держит маленький пакет размером с роман в мягкой обложке. Коричневая оберточная бумага помятая и состаренная, будто пережила тяжелые времена с почтовой доставкой.
Настороженно глядя на меня, он садится. Раздвинув массивные бедра и опершись на локти, Мейкон изучает коробку, которую небрежно держит в своих больших руках. Он теребит большим пальцем угол, когда начинает говорить хриплым голосом.
— Я знаю, что раньше ты не хотела…
— Подожди. — Я кладу руку ему на запястье. — Постой. Что значит «раньше»? Что это?
Мейкон хмурится.
— Ты никогда ее не видела?
Через мгновение он протягивает мне коробку. И я принимаю ее трясущимися руками, будто там бомба.
Мое имя и адрес указаны по центру, а старый адрес Мейкона — в верхнем левом углу. Большой красный штамп возврата отправителю закрывает табличку. В правом верхнем углу повторяются те же слова, написанные знакомым почерком, только я не могу сказать, принадлежит ли он маме или Сэм. Их почерк слишком похож.
Я облизываю внезапно пересохшие губы.
— Я вижу это в первый раз.
Он еще больше хмурится.
— Не ты вернула ее?
— Это… — Мой голос срывается, и я пытаюсь снова. — Это почерк мамы. Или Сэм. Не могу сказать точно.
Мейкон сжимает губы, и я понимаю, что он думает, что это очередной случай, когда Сэм, вероятней всего, все испортила.
— Ну… — он указывает на пакет, поднимая подбородок, — это для тебя.
Я провожу пальцами по табличке, ощущая косые линии в том месте, где почерк Мейкона вырезал мое имя чернилами. Но останавливаюсь, когда замечаю дату на марке.
— Ты отправил мне это спустя неделю после…
— После выпускного, — заканчивает он, резко и жестко. — Да.
Я снова смотрю на посылку, будто там правда может быть бомба. Но Мейкон наклоняется ко мне, его тело напряжено, словно он собирается с силами. Он очень хочет с этим покончить.
Дрожащими руками я медленно разрываю бумагу.
Хриплый голос Мейкона прорезает тишину.
— Я думал, это ты вернула его.
Остановившись, я поднимаю на него глаза.
— Изменило бы это что-то, если бы ты знал, что это была не я?
— Думаю, я бы лично отдал тебе его, если бы узнал, что его от тебя утаили. Но в семнадцать я был незрелым придурком. Не могу сказать наверняка, что сделал бы.
Я поглаживаю рукой коробку.
— Открой ее, — говорит он. — Пожалуйста.
Старая упаковочная бумага хрустит под моими руками. Внутри конверт, на нем большими печатными буквами выведено мое имя, и тонкая коробочка незабудкового голубого цвета. У меня перехватывает дыхание, потому что мне знаком этот цвет. Слова
Я осторожно ставлю коробку на стол и открываю письмо.
Почерк Мейкона неряшливый — некоторые буквы сбиты в кучу от нетерпеливости, в то время как другие растянулись по листу, прыгая. Слова выведены черными чернилами и вдавлены в бумагу с определенной силой. Я долго держу разлинованный лист, вероятно, вырванный из старой школьной тетради.
Мне страшно это читать. Но темные глаза Мейкона наблюдают за мной в ожидании. Его руки сжимаются в кулак. Я одариваю его быстрой, легкой улыбкой, как бы говоря:
А затем перевожу взгляд на страницу. И в эту же секунду в моей голове звучит тягучий голос, медленно напевающий. Раньше от него внутри все скручивалось, теперь же он проникает прямо в сердце, заставляя его биться все сильнее и сильнее.