Дороже только снег

Где-то через месяц нашего знакомства по земному календарю, Яя пригласила меня домой рассматривать коллекцию замороженных снежинок. Это была её страсть. Она все время рисовала снежинки. Жила Яя в обычном многоэтажном доме земного образца, в типовой однокомнатной квартире-студии, которую перед отъездом на Землю, Яе оставила мама. Около двадцати с лишним лет назад, родители Яи, прибывшие с Земли, учёные центра имени Тесло, развелись прямо на Айконе по причине внезапной влюблённости Яиного папы, Артима в молодую девушку, жительницу Айкона. Так и не сумев покорить её разумное сердце, он безрезультатно попытался вернуться в семью, и, вскоре, навсегда покинул спокойный Айкон с беспокойным и усталым сердцем. Исчерпав и свой нейронный запас, Яина мама тоже вскоре улетела на Землю. Так, в квартире с Яей остался только Миша, чёрный русский кот с магическими зелёными глазами. Яя панически избегала посещения Земли, как мне казалось, по причине страха стать человекозависимой. Она продолжила дело своей мамы, видного учёного ботаника по формированию флоры и фауны Айкона.Особенной ценностью, переданной дочери, была небольшая берёзовая роща в Ботаническом Саду. Ну как роща, не более десятка белоснежных длиноногих стройных березок, ростки которых рассаживали в парках и на проспектах Айкона, после того как они окрепнут. Так же, будучи очень талантливой, Яя работала над составлением Ультразвукового языка растений. Она умела слышать и понимать растения. Самыми умными Яя называла ель, сосну и эвкалипт. От неё я узнал, что ландыши очень пессимистичны, фиалки и анютины глазки жизнерадостны и беспечны, самые гордые – гладиолусы и кактусы. Посещая живые ботанические сады, Яя становилась похожа на лесную нимфу. Порою, когда я заставал её с тяпкой в берёзовой роще, в перчатках, со следами почвы, разрумянившуюся, она напоминала мне обычную русскую сельскую девушку с древних картин подвижников. Небольшая квартира, (так как жители Айкона, ценили каждое пространство своего воздушного острова), была по – девичьи завешана картинами в витых белоснежных рамках, ажурными светильниками, резными шкатулками. Подоконники алмазных сверкающих окон, были заставлены расписными горшочками с фиалками и ирисами цвета индиго. На полу была установлена настоящая мини клумба-лужайка, где росла мелкая трава. В аккуратном порядке на столе были разложены холсты с изображениями падающего снега, белоснежных полей, кристальных ледяных айсбергов.

–Поразительно, как ты умеешь обращаться с белым, сказал я. В твоих руках он становится пластичным, многоуровневым, оттеночным. У тебя очевидный талант, Яя. Можно показать твои работы Мосе, то есть Льву Польски, я уверен, что он сможет устроить твою выставку на Земле, будет потрясающий успех!

–О, да, я обожаю белый. Яя будто не слышала мои слова про выставку – Белый очень тактичный, он смягчает тона, полностью растворяясь в каком- либо цвете, он становится не очевиден, но даёт мягкости, пастельности происходящему. И белый никогда не подведёт художника, если выбрать его фоном, подчеркнув яркость других тонов, зас тавив их стать контрастнее. А уж когда он выступает в картине в главной роли, то выходит на сцену и сверкает, блестит, иногда слепя глаза.

Я разглядывал картины и слушал Яю, она безусловно была утонченной и чувственной натурой. В комнату, через алмазные витражные окна тонкими лучами проникали изумрудные сумерки, а это значит, что на Айконе был четверг- Изумрудный день.

–Я люблю изумрудный день, он всегда удивительный, я хожу к своим берёзам, они радуются мне. Потом спешу к Мише, так как он очень не любит, когда я ухожу к берёзам. Настоящий зверь, -сказала Яя.

Я хотел ответить, что я тоже настоящий зверь, когда она разговаривает со Сперанским, но сдержался.

Изумрудные сумерки сгущались, Яя дала мне пионовый лимонад и села на пол, рядом.

–Ты хороший, ты будешь мой земной друг. Ещё ты смешной, и, по настоящему, добрый.

Я уже не слышал её, казалось, что сумерки проникли в мой мозг через нос и глаза, я дышал фитонцидным туманом, изумрудная пелена накрыла комнату. Я помню её тонкие руки и лаймовый запах.

Утром, когда рассеялись туманы, я собрался уходить. Чуть помедлив, я остановился у двери и смотрел на неё спящую. Яя зашевелилась под одеялом, потягивая руки.

– Я могу тебя подбросить, – сказала она, зевая. Надо залететь в Пункт ("тут я не совсем разобрал что за пункт, так как Яя непосредственно, по -детски зевнула опять, – сделать заявление.

–Какое ещё заявление?

–Как какое! Ты меня удивляешь, – Яя проснулась и села на кровати. – О факте любви, конечно!

– О факте любви?! Бред какой-то. Зачем? Кому это нужно?

–Всем. И в первую очередь тебе. Ты можешь влюбиться в меня и испортить себе жизнь, и мне заодно. Поэтому мне тоже это нужно. И Айкону нужны люди с чистым сознанием. Ничего страшного, нас поставят на учёт, и, возможно, полечат неделю, другую…

Я оторопел и, вернувшись в комнату, сел рядом с ней.