Дороже всякого золота

— Подзывает, стало быть, Алексашка Суворов ихнего султана и говорит: «Давай, собачий сын, на кулаки драться». Султан-то ихний на манер битюга, сытый да гладкий, а Алексашка как есть воробей. Прыг, прыг — в чем только душа держится. Ну, султан видит дело такое и говорит: «А как я тебя побью, что тогда будет?» — «А то и будет, — отвечает наш Алексашка, — что владеть тебе всем морем и землями, что вокруг него». — «А как ты меня побьешь?» — спрашивает султан. «Тогда, — ответствует Суворов, — запряжем мы тебя в таратайку, посадим в нее русского солдата, и повезешь ты его по самой что ни на есть главной улице твоего антихристового государства». Султану нет охоты мужика на себе возить, но видит — противник-то уж больно махонький да щупленький. «Эх, — думает, — была не была — одним махом вся земля моя будет». Разошлись на семь шагов и сходиться начали. Султан турецкий в кулаки поплевывает… А кулаки у него побольше кузнечной кувалды, быка одним махом убьет. А Алексашка, будто петушок, подпрыгивает, ручки потирает. Занес султан кулачину, да — ах! А Суворов-то верть в сторону. Султан вторым кулаком хотел было достать, а Алексашка опять юркнул. Осерчал султан и давай кулаками крутить, как есть ветряк. Алексашка промеж этих кулаков вертится, и достать его султан никак не может. Махал, махал руками султан, аж пена на губах выступила. А Алексашка язык ему кажет. «А ну, дядя, вдарь еще, видит бог, ты драться умеешь». Ну, тот и рад стараться. Дело-то тем кончилось, что рухнул на землю султан, за сердце схватился. «Давай, — говорит, — лешак окаянный, твоего солдата — сто верст провезу, только бы тебя мои глаза не видели». Тут подозвал Суворов самого неприметного солдатика. «Вот, — говорит, — сын отечества, славно ты за родину дрался — тебе, видит бог, награда за то. Запрягай по всем правилам жеребца этого и кати на нем победителем».

— Ну и что? — спросил голос за дверью.

— А ничего. Подвесили бубенцы, и побег султан, пока в грязь рылом басурманским не упал. Сегодня, сказывают, Суворов на балу у нас будет.

— Сегодня весь Петербург приглашен… Светлейший князь бал задает.

Голоса стихли. Кулибин повесил голову. Опять бал, опять огни, опять фейерверки. Разница только в том, что сегодня он увидит Суворова, великого полководца и чудака, о котором в народе ходит столько легенд.

И действительно, Потемкин приказал срочно убрать залу разноцветными огнями.

— Ваша светлость, времени маловато, — начал было Кулибин.

— Для тебя, любезный, нет ничего невозможного…

Вечером ко двору со всех концов Петербурга съезжались гости. Знаменитые вельможи, генералы, дипломаты. Дворец заполнился изысканным французским говором. Кулибин жался поближе к двери. Среди этого лоска, шарканья, придворных улыбок ему было тошно. Сейчас бы вырваться на родную Волгу, взбежать на высокий берег и вздохнуть полной грудью.

Вот все собрались. Ждали выхода светлейшего. Наступила неловкая пауза. И вдруг навстречу Кулибину торопливыми, но четкими шагами из толпы гостей вышел военный. Маленькая голова гордо сидит на узких плечах.

— Вашей милости! — воскликнул военный, поклонившись.

«Неужели это мне?» — оробел Кулибин.

В зале все смотрели с удивлением: «Что за комедия?»

Странный военный приблизился еще на несколько шагов к Кулибину и вновь склонил голову:

— Вашей чести!

И уж совсем близко поклонился в пояс:

— Вашей премудрости! Мое почтение!

Иван Петрович окаменел… «Уж не Суворов ли это? По орденам, по облику…»

— Рад познакомиться с вами лично, — сказал военный, стремительно вскинув голову. — Как ваше здоровье?

— Благодарствую, — ответил Кулибин.

— Счастлив слышать, — и повернувшись: — Помилуй бог, сколько ума! Он нам изобретет ковер-самолет!

…Каждый год, когда заканчивалась навигация на Неве, собиралось в Петербурге великое множество больших и малых судов. Приходили они в устье Невы по Вышневолоцкому каналу из Рыбинска, Твери, Костромы. Обратно их увести не было возможности. Барки и полубарки продавались горожанам. Суда выкатывали на берег и разделывали на дрова. И так из года в год. Иван Петрович не мог смотреть, как совсем новые суда шли под топор.

— Послушайте, — спросил он молодого купца, — неужели нельзя увезти барки обратно?

— Отчего нельзя? — отвечал купец, усмехаясь. — Все можно. Только теперь, если барку за пороги и поднял, казна пятьдесят рубликов платит, а я и за пятьсот не повезу.

— Отчего же?

— Убытки не покроют. Против воды на Неве не пойдешь. А на порогах бурлаков нанимать надо.

Верно, государство платило 50 рублей за каждую возвращенную из Петербурга барку и 30 за полубарку. Но желающих вести суда против течения не было.

— Сами-то откуда? — спросил Иван Петрович купца.

— Кострому на Волге знаете?

— Как не знать? Сам с Нижнего Новгорода.

— Земляки, стало быть. Миловановых слышали?

— Не доводилось. А вот если тягу какую найдем для поднятия судов встречь воде, возьметесь провожать их?

— Если не в убыток, отчего же! Только какую тягу-то? Лошадками, к примеру, не пойдет. Пытались, было дело.

— Нет, не лошадками. Где вас сыскать на следующий год?