Обозначить дорогу умершему нужно было для того, чтобы быстро и верно проводить его на «тот свет», чтобы этот «последний путь» и вправду стал финальным – прямым, последовательным, завершённым, окончательным. О. А. Седакова писала, что «погребальный обряд можно представить как ступенчатое удаление смерти из области живых, водворение её на “законном” пространстве кладбища и замыкание там, “проводы” покойного до “переправы”…»[666]
. По словам Е. Е. Левкиевской, «иногда представление о дороге на “тот свет” оказывается даже более важным и детально разработанным, чем собственно устройство самого загробного мира…»[667].Поскольку очень распространённым и древним был мотив перехода души на «тот свет» по мосту, то при похоронах и поминках у славян, как и других народов, могли настилать мостки. Например, через ручьи и топкие места устраивали гати и мостики, клали брёвна для переправы. А в старинных церковных поучениях осуждались действия тех, которые «мосты чинять по мртвых»[668]
. Устройство «мостов» – это оборудование дороги, должного «последнего пути».У многих народов мёртвых выносили из дома не тем путём, которым обычно ходили живые, а иначе – через окно, через пролом в стене или в крыше. Уже Д. Н. Анучин объяснял это тем, что мёртвый не должен был никогда больше по своей воле посещать живых. Так что его старались обмануть, не показывать ему верного пути обратно в дом[669]
. «Посещение» же покойником своих домашних допускалось только по определённым поминальным и праздничным дням, обставлялось многими условиями, обрядами, оберегами и непременно завершалось проводами обратно – на кладбище, в могилу, в «иной мир». Словом, как писал А. К. Байбурин, «дорога в мир мёртвых не должна совпадать с путями живых»[670].И в наши дни фольклористы и этнографы записывают народные рассказы, в которых отмечено представление о пути от дома на кладбище, который надо «навести», «указать» покойному. Часто его оформляли еловыми вешками и еловыми лапами (либо же иными хвойными ветвями)[671]
. Так, у белорусов Гомельщины вслед покойнику кидали еловые ветки, чтобы он мог в течение сорока дней «ходить» домой[672].В крупных русских городах в первой половине XIX в. украшение дороги хвойными ветками, кажется, было частью заведённого ритуала при всяких сколько-нибудь приличных похоронах. В очерке А. П. Башуцкого «Гробовой мастер» (из альманаха «Наши, списанные с натуры русскими», который публиковался в Петербурге в 1841–1842 гг.) приводился предъявленный к оплате счёт за похороны некоего генерала. Конечно, это вполне условный список, но всё же перечень расходов «Печального счёта», высчитанный «мастером Иваном Терентьевым Тихоморовым» «в Санктпетербурге» должен отражать те погребальные реалии, что были тогда в обыкновении. Среди прочего там упомянута этакая статья расходов: «Усыпание скорбного пути зелёным ельником, от дому до самого кладбища», стоимостью в 41 р. 40 к. (А общий счёт немилосердного гробовщика – 3552 р. 40 к. ассигнациями[673]
.) В написанной в 1833 г. повести А. С. Пушкина «Пиковая дама» о посещении героем церкви для прощания со старухой-аристократкой сказано так: «…Германн решился подойти ко гробу. Он поклонился в землю и несколько минут лежал на холодном полу, усыпанном ельником»[674].