Дорожные работы

Он уже свернул на Гранд-стрит. Тормоза протестующе завизжали, а задние колеса занесло, словно они пытались вырваться на свободу. Он резко крутанул руль в сторону заноса, управляя автомобилем, словно жокей своим скакуном; машина выровнялась и покатила по девственному снегу – следы предыдущего автомобиля уже были занесены снегопадом. При виде такого количества свежего снега на душе у него вдруг полегчало. Хорошо все-таки было ехать, хорошо было хоть что-то делать.

Пока он неторопливо катил по Гранд-стрит со скоростью двадцать пять миль в час, в его мысли снова закралась Мэри, а с ней – понятие о грехах, смертных и простительных. Мэри воспитывалась в католических традициях, посещала приходскую школу, и, хотя ни у кого язык не повернулся бы назвать ее религиозной ханжой, основ католического мировоззрения она придерживалась достаточно строго. После выкидыша мать прислала к ней священника прямо в больницу, потребовав от дочери исповеди. При виде священника с молитвенником, она разрыдалась. Он был как раз с ней, когда пришел священник, и с замиранием сердца прислушивался к ее рыданиям. Лишь одна трагедия с тех пор потрясла его с такой же силой.

Однажды, по его просьбе, она перечислила все смертные и простительные грехи. Хотя она проходила катехизис лет двадцать пять, а то и тридцать назад, список этот показался (ему по крайней мере) абсолютно полным и точным. Однако порой толкование их казалось неясным и туманным. Порой один и тот же поступок представляли то смертным грехом, то простительным. Похоже, это зависело от наличия у согрешившего умысла. Преступного умысла. Это она так сказала во время их очередного затянувшегося спора? Или Фредди только что нашептал ему на ухо? Преступный умысел. Это словосочетание почему-то одновременно тревожило и озадачивало его.

Он считал, что в конце концов вычленил из всей этой мешанины два самых главных и страшных смертных греха: самоубийство и убийство. Однако затем беседа с Роном Стоуном заставила его усомниться в своей правоте. Порой, по мнению Рона (они сидели тогда в баре и выпивали), убийство бывает простительным грехом. А иногда и вовсе грехом не считается. Хладнокровно продуманное убийство подонка, который изнасиловал твою жену, – это грех простительный. Убийство же врага в честном бою – так выразился Рон – это и вовсе не грех. Если верить Рону, то американские солдаты, десятками отправлявшие на тот свет немцев и японцев, – это настоящие агнцы Божии, и уж им-то на Страшном суде ничто не должно грозить.

Оставалось одно самоубийство, это свистящее слово.

Он приближался к месту проведения дорожных работ, огражденному раскрашенными, как зебры, черно-белыми барьерами с отражающими свет мигалками и яркими оранжевыми щитами, которые ненадолго высветились его фарами. На одном щите было написано:

ВРЕМЕННОЕ ОКОНЧАНИЕ ДОРОГИ

А на другом:

ОБЪЕЗД – СЛЕДИТЕ ЗА ЗНАКАМИ!

И на следующем:

ВЗРЫВНЫЕ РАБОТЫ!

ОБЪЕЗД

Он подъехал поближе, установил рычаг коробки передач в положение стоянки, включил аварийную сигнализацию и выбрался из машины. Подошел к полосатым барьерам. В свете оранжевых мигалок снег казался гуще и причудливо окрашенным.

Он вдруг вспомнил, что плохо разобрался в отпущении грехов. Поначалу ему казалось, что это очень просто: совершил смертный грех – и тебе нет прощения, ты проклят навеки. Можно проклинать Мэри, пока у тебя язык не отвалится, и все равно отправиться в ад. Однако, по словам Мэри, это было не совсем так. Существовала исповедь, искупление, повторное посвящение и так далее. Все это представлялось крайне запутанным. Христос говорил, что убийца лишен вечной жизни, но, с другой стороны, учил, что каждый, кто в Него верит, никогда не умрет. Каждый.  Похоже, в библейской доктрине было не меньше лазеек, чем в купчей, составленной ловким юристом. Однако к самоубийству все это не относилось. Самоубийца не может исповедоваться, покаяться и получить отпущение грехов. К тому же…

А почему он вообще обо всем этом думал? С какой стати? Ведь он не собирался никого убивать и уж тем более не был намерен покончить с собой. Ему никогда даже мысли о самоубийстве не закрадывались. До самого последнего времени, во всяком случае.

Он уставился на полосатые барьеры, и внутри у него похолодело.

Дорожные машины внизу были в полном сборе. Их припорошило снегом, а над всеми возвышался кран-разрушитель. Мрачная неподвижность усиливала гнетущее впечатление. Застывшая стрела придавала ему сходство с чудовищным богомолом, погрузившимся в зимнюю спячку.

Он отодвинул с дороги первый попавшийся барьер. Тот оказался на удивление легким. Вернулся в «ЛТД», включил первую скорость и медленно съехал к дороге по крутому склону, укатанному мощными машинами. Затем снова установил рычаг в положение стоянки, выключил мигалку, выбрался из машины, вскарабкался по склону, поставил барьер на место. И спустился на дорогу.