– Понимаю, – кивнул Дрейк. – Присядьте, пожалуйста. Расскажите мне про ваши ощущения.
Он посмотрел на Дрейка, немного удивленный, но затем вдруг испытал колоссальное облегчение. Присел напротив.
– А вы смыслите в мескалине? – спросил он.
– Немного. Совсем немного. Я, видите ли, держу кофейню в самом центре города. Детишки частенько с улицы забредают. Под кайфом… У вас интересные ощущения? – вежливо осведомился он.
– И да и нет, – покачал головой он. – Это довольно… тяжело.
– Понимаю, – кивнул Дрейк.
– Я здорово струхнул. – Кинув взгляд в окно, он вдруг увидел снаружи длиннющую воздушную автостраду, простирающуюся в бесконечные небеса. Он потупился и невольно провел языком по пересохшим губам. – Скажите… долго это обычно продолжается?
– А когда вы «упали»?
– Упал? – недоуменно переспросил он. Слово это вырвалось у него изо рта отдельными буквами, которые одна за другой свалились на ковер и с шипением растворились.
– Когда вы приняли таблетку?
– А… примерно в половине девятого.
– Так, а сейчас… – Дрейк кинул взгляд на часы. – Без четверти десять.
– Без четверти
– Вы утратили ощущение времени, да? – улыбнулся Дрейк. – Думаю, что к половине второго вы уже станете самим собой.
– Правда?
– Да. Сейчас у вас самый пик. Вас преследуют видения? Галлюцинации?
– О да. Даже
– Да, вы способны увидеть такое, что не предназначено для человеческих очей, – загадочно промолвил Дрейк и почему-то криво улыбнулся.
– Это верно. Вы очень точно подметили. – До чего здорово, что он познакомился с этим человеком! Это его спаситель. – А чем вы еще занимаетесь, помимо того, что наставляете на путь истинный своих согрешивших сограждан?
Дрейк улыбнулся.
– Вы красиво выразились. Обычно люди под воздействием мескалина или ЛСД вообще теряют дар речи или выражаются так, что понять их невозможно. Большинство вечеров я провожу в телефонной службе доверия. А днем работаю в кофейне, про которую вам рассказал. Она называется «Заскочи, мамочка!». Клиенты мои большей частью бродяги и наркоманы. По утрам я просто брожу по улицам и беседую с моими заблудшими прихожанами. А в свободное время немного в тамошней тюрьме помогаю.
– Так вы священнослужитель?
– Меня называют уличным священником. Очень романтично. Хотя в свое время я был и настоящим священником.
– А теперь – нет?
– Я покинул лоно церкви, – сказал Дрейк. Он произнес это тихо, но за его спокойствием скрывалась горечь. Он словно наяву услышал, как лязгнули церковные врата, захлопнувшись навсегда.
– А почему? – не удержался он.
Дрейк пожал плечами.
– Сейчас это уже не важно. А вы? Как вам удалось достать мескалин?
– Девушка одна дала. По дороге в Лас-Вегас. Очень славная девушка. Она звонила мне в Рождество.
– Просила помочь?
– Пожалуй, да.
– И вы помогли ей?
– Не знаю. – Он лукаво улыбнулся. – Святой отец, расскажите мне про мою бессмертную душу.
Дрейк дернулся:
– Я вам не святой отец.
– Ну ладно, тогда не надо.
– А что вы хотите знать про свою
Он посмотрел на свои пальцы. При желании он мог в любой миг исторгнуть из их кончиков луч света. Это придавало ему пьяное ощущение всесильности.
– Я хочу знать, что с ней случится, если я совершу самоубийство?
Дрейк поежился.
– Не стоит думать на эту тему, пока вы находитесь под воздействием наркотика. Ваш мозг сейчас затуманен.
–
– Не могу. Я не знаю, какая участь постигнет вашу
Напуганный подобной перспективой, он снова уставился на свои руки. Словно желая ему угодить, они у него на глазах покрылись трещинами и превратились в прах, заставив вспомнить самые мрачные новеллы Эдгара По. Н-да, ну и ночка выдалась. Эдгара По ему только не хватало. Или какого-нибудь Хичкока. Он поднял голову и озадаченно посмотрел на уличного священника.
– Что сейчас происходит с вашим телом? – поинтересовался Дрейк.
– А? – тупо переспросил он, не понимая сути вопроса.
– Есть два типа «улета», – терпеливо пояснил Дрейк. – Головной и телесный. Вас не тошнит? Суставы не ломит? Недомогание испытываете?
Он пораскинул мозгами, прежде чем ответить, и наконец произнес:
– Нет, я просто чувствую себя… занятым. – Он сам даже фыркнул от смеха, а Дрейк улыбнулся. Хорошее он подобрал словцо, чтобы описать свои чувства. Тело и впрямь так и распирало от активности. Оно казалось совсем легким, но отнюдь не бесплотным. Более того, он никогда не ощущал себя таким мясистым, никогда не сознавал, насколько тесно срослись его разум и плоть. Разделить их было просто невозможно. Или отлепить друг от друга. Да, приятель, ты с ними навеки сросся. Интеграция. Энтропия. Мысль эта обогрела его, как проворное тропическое солнце. Тщетно пытаясь разобраться в лабиринте своего разума, он вдруг громко сказал:
– Но ведь остается еще душа.
– И что из этого? – терпеливо спросил Дрейк.