Встав, Камилль направилась к своему креслу, но не стала садиться, а подошла к Рафаэлю и села рядом с ним. Ему она задала тот же вопрос и долго ждала, пока он не ответил «уверен». Посмотрев на него, она прошептала:
– Если бы вы были узнали, что он предатель, как бы вы поступили – вывели его на чистую воду или убили бы, ничего никому не говоря? Если вы не хотите отвечать, я пойму, но тогда просто скажите, что для себя вы знаете ответ на этот вопрос.
– Я, конечно, знаю ответ, – сказал он, помолчав. – Это зависит от обстоятельств.
– От каких?
– Я мог бы его убить, если бы его действия представляли неминуемую опасность для других. Во всех остальных случаях я бы сначала вынул из него все возможные сведения.
– Он мог покончить с собой?
– По чисто личным причинам? Никогда.
– А Ари, он мог?
– Не думаю.
Она поднялась и перешла к Гедеону, поставив стул так, чтобы он был вынужден повернуться к ней и никто не видел его лица. Потом, внезапно сообразив, что их могут все-таки услышать, достала из кармана блокнот, написала в нем: «Ари был геем?» – и аккуратно показала Гедеону.
Прочтя, он резко откинулся назад, явно потрясенный до глубины души. Камилль дала ему несколько секунд, чтобы прийти в себя, а потом сделала знак наклониться так, чтобы их головы почти соприкасались.
– Я права, да? – настойчиво прошептала она ему на ухо.
– Да, – ответил Гедеон. – Вы можете продолжать говорить, мы ничего не записываем.
– Кто об этом знает?
– Его мать и я, больше никто.
– Вы боитесь, что это не двойное самоубийство, а убийство по страсти и самоубийство после этого?
Он отодвинулся и посмотрел ей в глаза. Если бы можно было проигнорировать эту самую очевидную гипотезу, она бы сделала это только ради того, чтобы не видеть его лица, лица человека, измученного сомнениями и подозрениями. Ее версия была значительно более реальна, чем двойное самоубийство. Человек, безумно влюбленный без всякой надежды на взаимность, убивает предмет своей страсти и кончает с собой. Это было вполне вероятно, за исключением того, что, как ей сказали, они не могли встретиться.
– Да, – сказал Гедеон, опять наклонившись к ней, – этого я и боюсь.
– Это просто страх или у вас есть какие-то основания так думать?
– Ничего конкретного. Правда, он очень изменился в последние месяцы, но мне казалось, что он скорее счастлив.
Камилль не могла ни утешить его, ни пообещать найти доказательства другой версии. Просто, поблагодарив, вернулась на место. Они ждали, но она сидела молча, размышляя над услышанным. У нее было несколько кусочков головоломки, но они никак не складывались вместе. Было неясно даже, принадлежат ли они одной истории, или это просто случайная смесь. Нужно было всё упорядочить, а для этого решить, чего ей не хватает, чтобы сочинить хороший сюжет. Камилль потерла лицо руками и подняла голову.
– Мы не могли бы прерваться ненадолго? Я очень проголодалась, и мне нужно немного времени, чтобы всё обдумать.
– Что конкретно? – первым спросил Моисей.
– Во-первых, что мне нужно, чтобы создать что-нибудь, чем вы сможете воспользоваться.
– И сколько времени вам понадобится?
– Пара часов. Это возможно?
– Вполне, особенно если вы можете размышлять во время экскурсии.
– Конечно, могу.
– Тогда до скорого, – сказал он, а Рафаэль поднялся и пошел к двери, никак не давая понять, что она должна делать.
Камилль последовала за ним и через некоторое время оказалась в том же зале ожидания. Рафаэль сразу исчез, а через несколько секунд появилась та же женщина-сержант и повела ее обедать. Камилль не могла бы сказать, что именно ела или какие вопросы задавала своим провожатым. Ее мозг работал в автономном режиме, решая, что поможет ей создать связную историю. Она рассеянно отмечала, что окружающие не видят в ее поведении ничего необычного; видимо, она вела себя именно так, как полагалось человеку, впервые в жизни оказавшемуся на военной базе.
Надеясь, что сумеет запомнить хоть что-нибудь из тех удивительных вещей, которые ей показывали, но которые совершенно терялись на фоне произошедшего, она машинально наблюдала, что делают солдаты, как ведут себя офицеры, как устроены здания и как меняется погода.
Время же тянулось нестерпимо долго. И невозможно было попросить дать ей вернуться назад и побыть одной; полная потеря интереса к столь ожидаемой экскурсии привлекла бы ненужное внимание. Когда Камилль наконец снова оказалась в зале ожидания с готовым планом на ближайшее будущее, она была почти раздражена тем, что Рафаэль медлит и не ведет ее обратно вниз.
В кабинете она сразу начала говорить, не теряя времени даже на то, чтобы сесть.
– Во время нашего сотрудничества я бы не хотела узнать ничего о вас лично: ни имен, ни воинских званий; ничего о вашей работе и о том, как вы ее выполняете. Надеюсь, мы сможем найти решение, не слишком вдаваясь в детали или ваши секреты. Я бы очень не хотела, чтобы в моем распоряжении оказалась секретная информация.
– Слишком поздно, – ответил Гедеон. – Вы видели четырех человек, вы знаете, как они связаны между собой, и вы знаете имя моего сына.