Досье Дрездена

Ба. Его Мантия, видимо, советовала ему соблюдать терпение, когда моя кричала мне, чтобы я перестал выжидать, подкрался к нему и набросился. Я воспользовался осторожностью Хвата где-то на минуту, консультируясь с интеллектусом и переместившись на сорок футов в сторону, где я поднял кое-что с земли. Затем я вернулся назад и стал ждать, но он так и не шевельнулся.

Мой план не сработает, если он продолжит стоять. Нужно было заставить его сдвинуться с места.

Я отступил ещё на несколько шагов в туман и начал говорить оттуда, надеясь, что паршивая видимость и моя завеса не дадут Хвату понять, откуда исходит мой голос.

— Теперь я понимаю Ллойда Слейта немного лучше, знаешь ли, — произнёс я. — Мантия. Это она изменила его. Заставила желать большего.

— Ллойд Слейт был монстром, — донёсся до меня ответ Хвата.

Я ненавидел такие вещи… но мне нужно было заставить его делать то, что мне нужно.

— Он был человеком, таким же человеком, как и все, — продолжил я. — Мантия просто… усиливала его желания. Он ничего не мог с этим поделать.

— Ты сам себя слышишь, Гарри? — крикнул в туман Хват. Его голос звучал расстроенно. — Твои слова звучат, как извинения. Или оправдания.

— Ага, но я не Слейт, — парировал я, а мой голос становился всё возбуждённее. — Слейт был просто жалким хулиганом. У меня была сила сотни Слейтов, ещё когда я не перерезал ему горло.

Дыхание Хвата участилось. Он взял его под контроль — но всё равно был напуган:

— Гарри Дрезден, которого я знал, никогда бы не сказал подобных вещей.

— Это было десять лет, манию преследования и одну войну тому назад, Хват, — ответил я ему. — А у тебя кишка тонка, чтобы со мной справиться. И мы оба это знаем.

Настало время надавить ему на самое больное место, заставить двигаться, нападать:

— Что ты видишь, когда смотришь на Лилию, чувак? Она великолепна. Мне сложно думать о чём-то ещё, когда она рядом.

— Заткнись, — сказал он тихим голосом.

— Нет, ну серьёзно, — продолжил я его дразнить. Наш разговор протекал легко — слишком легко. Зимняя Мантия взывала к той части меня, которая была почти беззащитна. — А её маленькая аппетитная задница? Я имею в виду, чёрт, просто думая об этом… Если бы ты меня сейчас увидел, то я был бы малость смущён.

— Заткнись, — повторил Хват.

— Да ладно тебе, друзья важнее девок, чувак. Твоей Летней Мантии знакомо стадное чувство? Потому что мы могли бы оприходовать твою Леди вдвоем, ес…

Если бы мой интеллектус не был на нём сосредоточен, то меня бы сожгло заживо. Я кинулся в сторону, а он повернулся и метнул в меня ещё одну стрелу огня. Мне пришлось собрать вокруг себя больше силы Зимы, чтобы защитить своё хлипкое укрытие, ещё больше уплотняя туман — а Хват, кажется, ориентировался по источнику холода. Он повернулся ко мне, сделал два шага и прыгнул на меня с мечом, зажатым в обеих руках.

Тридцать семь футов. Он прыгнул именно на такую длину почти без усилий и вполне мог прыгнуть и дальше. Я знал, с какой силой он оттолкнулся от земли в прыжке, точно знал, под каким углом он прыгнул. Мой интеллектус мог отследить воздух и туман, которые он колебал в полете.

Как только он прыгнул, я сделал два шага назад.

Мне было тошно от того, что я дрался с фактически слепым противником.

Хват приземлился именно туда, где я только что был, и рубанул мечом место, где я только что находился. Если бы я ещё был там, то он бы разрезал меня на две отвратительные половинки.

Но меня там уже не было. Я стоял позади, в нескольких дюймах от его спины, и перед тем, как он смог подняться, я нанёс удар. Перед этим я с помощью интеллектуса нашёл на земле старый гвоздь, около четырёх дюймов в длину и частично покрытый ржавчиной. Томас или я, должно быть, уронили его по пути в домик или из него, когда начинали его восстанавливать и строили «Не-Пойми-Что Док». Гвоздь пролежал там несколько сезонов, почти не затронутый временем.

Я упёр большой палец в шляпку гвоздя, приложив силу Зимней Мантии, и ткнул гвоздём прямо сквозь кольчугу, которая не была предназначена для защиты от такого «оружия». Два дюйма железного острия вошли в мускулы под лопаткой Хвата.

Хват издал крик потрясения и боли и взмахнул мечом в мою сторону — но когда холодное железо проткнуло его кожу, его доступ к силе Летней Мантии был нарушен, и ему оставалось полагаться только на свои собственные рефлексы, силу и умение. Он не тренировался без поддерживающей силы Мантии, и, естественно, не прошёл ту жестокую школу, которую преподала мне Мэб. Взмах его меча оказался медленным и неуклюжим, и я ударил его дважды — один раз по запястью, сломав его с характерным щелчком, отчего его меч отлетел в сторону, а второй раз я наподдал ему в челюсть, но не так сильно, опрокинув его на землю бесчувственной грудой.

— Рыцарь бьёт Рыцаря, — бросил я в затянутое тучами ночное небо. — Шах.