Досье Дрездена

Кэррин издала полный боли всхлип и упала на землю, сломленная.

— На какое-то время я правда опасался, что вы не взяли с собой меч, — сказал Никодимус. Он спокойно поднял и вернул на место петлю, небрежно повязав её на шею, словно бизнесмен — свой галстук. — Выжившие в Чичен-Ице — а их было немало благодаря вашим усилиям — описывали ваш вклад в этот конфликт как весьма впечатляющий. В ту ночь вы, несомненно, были готовы, и правда была на вашей стороне. Но вам не было уготовано большее. Вы знали, что большинство рыцарей Креста служат не больше трёх дней? Их не обязательно убивают — они просто выполняют своё предназначение и идут дальше своей дорогой. — Он наклонился к ней ближе и добавил: — Вам не хватило ума поступить так же. Что побудило вас взяться за меч, когда вы знали, что недостойны держать его? Гордость?

Кэррин бросила на него свирепый взгляд через застилающие её глаза боль и слезы, а потом посмотрела на меня.

Он выпрямился, изогнув бровь.

— Ах, разумеется, — сказал он сухо, с ядовитыми нотками в голосе. — Любовь. — Никодимус покачал головой, взяв свой меч в одну руку, а Монету — в другую. — Любовь сокрушит самого Бога.

Кэррин слабо зарычала и бросила рукоять сломанного Фиделаккиуса в голову Никодимуса. Он взмахнул своим мечом, презрительно отбросив её в сторону. Деревянная рукоять приземлилась во дворе Карпентеров.

Никодимус подошёл ближе к Кэррин, снова опуская меч, нацелив на неё. Как только он это сделал, чернота схлынула с его тела вниз на землю, его тень растеклась вокруг него, словно пятно нефти в чистой воде.

Кэррин неловко подалась назад, подальше от него, но едва могла шевельнуться с лишь одной здоровой рукой и одной здоровой ногой. Мокрый снег приклеил волосы к голове, и торчащие уши делали её меньше и моложе.

Я пнул дженоскву сквозь красную пелену, застилавшую мое зрение. Благодаря Зиме внутри меня, я мог перетирать шлакоблоки в гравий, даже не думая. Это было бесполезно. Он весь состоял из мускулов и твердокаменной шкуры.

— Смиритесь с этим, мисс Мёрфи, — сказал Никодимус, двигаясь вместе с ней. Его тень роилась на земле вокруг нее. — Ваше сердце, — он приставил к нему остриё меча в качестве иллюстрации, — просто было не в том месте.

Он сделал паузу, достаточно долгую, чтобы она могла увидеть приближающийся меч.

Она смотрела на него, её глаза были злыми и напуганными, лицо побледнело от боли.

И в это мгновенье открылась входная дверь Карпентеров.

Тёмные глаза Никодимуса в тот же миг блеснули и сфокусировались на крыльце.

Майкл на мгновение задержался в дверном проеме, опираясь на свою трость и осматривая происходящее. Затем он захромал вниз по ступенькам, на дорожку, ведущую к почтовому ящику. Он двигался осторожно, постепенно передвигаясь по скользкому снегу, пока не дошел до калитки в белом штакетнике.

Он остановился, должно быть, футах в трёх от Никодимуса, пристально изучая его.

Мокрый снег падал на его фланелевую рубашку и превращался в дождь.

— Отпусти их, — тихо сказал Майкл.

Никодимус усмехнулся одним уголком рта. Его тёмные глаза опасно сияли.

— У тебя нет здесь власти, Карпентер. Больше нет.

— Я знаю, — сказал Майкл. — Но ты их отпустишь.

— И с чего бы это?

— Потому что если ты сделаешь это, — сказал Майкл, — я выйду за калитку.

Даже со своего места я практически видел, как глаза Никодимуса полыхают огнём ненависти. Его тень сошла с ума, метаясь из стороны в сторону и накатывая на белый штакетник, как волны накатывают на скалы.

— Свободно? — требовательно уточнил Никодимус. — По собственному выбору и воле?

Критическая отметка. Если Майкл добровольно выйдет из-под ангельской защиты, его телохранители ничего не смогут сделать. Ангелы обладают ужасающей силой — но не свободой воли. Майкл будет беззащитен.

Так же, как был беззащитен Широ.

— Майкл! — прохрипел я. Я был под некоторым давлением. И разбрызгал намного больше слюны, чем намеревался. — Не делай этого!

Майкл слабо улыбнулся мне и ворчливо сказал:

— Гарри.

— Нет никакого смысла, — задыхаясь, выдавила Кэррин тонким голосом, — в твоей смерти. Он просто прикончит нас после.

— Вы оба сделали бы то же самое для меня, — сказал Майкл, глядя на Никодимуса с той же слабой улыбкой.

И тут снегопад просто… остановился.

Я не имею в виду, что он закончился. Он просто перестал падать. Полузамёрзшие капли зависли в воздухе, словно миллионы маленьких бриллиантов. Слабый ветерок стих. Собачий вой оборвался так резко, словно кто-то вырубил тумблер.

В то же время за калиткой появился мужчина. Он был высок, молод и худощав, с широкими плечами профессионального пловца. Черты его лица были словно фарфоровые. Его волосы были черными, блестящими и вились кудряшками, его кожа была насыщенного карамельного цвета, а глаза блестели серебристой зеленью. Его явление не сопровождали фанфары. Мгновение назад не было ничего, в следующее — появился он.