Досье поэта-рецидивиста

Вот тогда хочется вставать на колено только перед теми, кто и тебя боготворит, кому ты действительно нужен такой, каков есть. Тогда хочется отдаваться любимому человеку без остатка и скучать, ещё не расставшись. Выкручивать ручку чувств до отказа. Нестись сломя голову, всё лишнее отпуская по ветру. Проживать свою жизнь и ещё несколько чужих, а не полоскаться в чьём-то вейлансе. В секунду укладывать две. В минуту – час. В день – неделю.

Тогда хочется спешить жить и спешить чувствовать. Потому что есть только два колеса и, чтобы остановиться, нужно снова прикоснуться к грешной земле.

Рождающий мечту

Люблю тебя, как звёзды небо,

Как ветер крон златых листву,

Как наслаждающийся негой

Наш Бог, рождающий мечту.

Мысли из никуда

Поэты выплёвывают красоту вранья.

Автоматически не достиг, потому что не начал.

Идеал любви: унестись друг в друга.

Хитрость: одним поступком породить другой.

– Над чем вы сейчас работаете? – Над своей очередной мечтой.

На мир ещё можно смотреть. Звуки мира отвратительны.

Бог не пишет неоконченных произведений.

Сплав людской

Кого только не встретишь в кузнице! Жар горна манит и притягивает. Красота силы металла пленяет, и порой на всю жизнь в человека проникает сплав кованой поэзии и литой прозы.

Пришёл Коля в кузню из института – обучал студентов собирать стеклянные витражи. Эта работа со стеклом требует скрупулёзности, размеренности движений, аккуратности и точности. Все эти навыки кузнецам чужды и даже противопоказаны. Поэтому Коля быстро получил от коллег забавную кличку «Коля-миллиметр». Работал Никола всегда долго, аккуратно, всё измерял что-то штангенциркулем, подправлял, подбивал, подкручивал, нагревал и снова подгибал, пытаясь добиться идеально симметричных пропорций тюльпана или бобышки. А в ручной чёрной работе точность не главное. Порой как раз небольшие изъяны, шероховатости и есть та изюминка, за которой и идут к кузнецам.

Нагреешь, бывало, на горне стальной пруток – и скорей к наковальне. Пять-десять секунд всего, пока металл не перестал «стыдиться», источая насыщенный красный цвет, есть у человека с молотом в руках, чтобы подчинить упрямую стихию своей воле. Коля-миллиметр подчинился стихии, а не стал её властителем.

Серега, похоже, злоупотреблявший когда-то чем-то психотропным, шутником оказался. Правда к юмору его полумаргинальному нужно было привыкнуть сначала.

Ковать бобышки – самая тяжёлая и нудная работа. Необходимо скрутить концы прутка в кольцо, а сам пруток – в подобие бублика. Работа нелёгкая: около двадцати-тридцати взмахов тяжёлым молотом, да и опускать увесистый снаряд нужно в определённое место, одновременно подкручивая раскалённый ещё металл. А оплачивается вся эта канитель весьма скудно из-за относительной простоты.

Серега отковал одну бобышку. С металлическим звоном она упала на пол кузницы. Десяток мощных ударов, и вторая легла с первой рядом. Уже сбив дыхание, отковал он третью. Затем четвёртую. Ещё один раскалённый формованный кусок металла приобрёл нужную форму, и Серега, с широко раскрытыми глазами, выпалил:

– Фуууффф… Тут после пятой уже понимаешь, что к чему…

И широко расставив плечи и округлив руки, как штангист, только что взявший две сотни груза на грудь, вышел боком через дверной проём. Покурить. А через три-четыре минуты крикнул откуда-то с другого конца ангара:

– Ээээ… Я это там… Короче, съезжаю оттуда.

И пошёл заниматься явно более приятным для себя делом.

Васильич всё больше был угрюм, видимо, впустив в свою душу бесов и демонов, коих весьма горазд воплощать в металле. Всё же и его удавалось встряхнуть иногда. Однажды, снизойдя со своего пьедестала, подходит и, жаля хитрым взглядом, вопрошает:

– Сигареткой не угостишь?

– Есть… – доставая из пачки округлую белую палочку. – А почему тонкие куришь? – Нравится, – отвечаю.

– Так одной, наверное, мало. Не накурюсь…

– Возьмите две! – И как их курить?

– Да сразу две за раз. Рассмеявшись, Васильич уплыл, покачивая своим горбом и прикуривая одну.

Батю все любили. Даже Хан – белоснежный кавказец с голубыми, как вода пляжа Бонди, глазами, никого к себе не подпускавший, охранявший чёрный вход.

Отмолотив тридцатку на заводе, Батя, как его все уважительно называли, пришёл в кузню. Классный слесарь, мастер своего дела.

Поступил на завод как-то срочный заказ. Три тысячи болтов изготовить с продольным пазом-выточкой под шайбу с выемкой. Оборонный заказ. Для космической отрасли. Точность до трёх тысячных микрон. За неделю сделать удалось что-то около пятисот штук. Осталось шесть дней. Мастер цеха на железную стружку исходил. Подключил к работе ещё одного человека да попросил Батю выйти в выходные.

Работа не шла. Когда знаешь что результата не будет, кто захочет напрягаться? Сидит Батя, значит, грустный у окна. На столе лежит около сотни готовых болтов. Впереди ещё пара тысяч, а желание одно – уйти и больше никогда не возвращаться ни в цех, ни на завод.