Досье поэта-рецидивиста

Я всегда мечтал служить в армии, хотя никто из моих родственников не отличился на полях брани, лишь дед по материнской линии, кажется, был застрелен гитлеровцами где-то под Ельней. Талант вмешался и здесь, растоптав мою мечту. Как я ни упирался, но талант своими силами пропихнул меня вместо танкового института в педагогический и дотянул-таки до получения диплома, заставив сдать экстерном пятый курс, чем окончательно сломал мне жизнь. Как я ни противился, но талант извивался во мне, как мог, — возвёл на экономический, а затем на юрфак, потом глумился надо мной в магистра — и аспирантурах. Из последних сил я вливал в себя декалитры спиртного, чтобы хоть как-то осадить зарвавшуюся гадину.

Приводы в милицию и вытрезвитель стали постоянными, при этом талант тоже не сдавался и устраивал меня то на одну, то на две работы сразу, выжимая из меня параллельно научные статьи да заставляя с болью в сердце кряхтеть над авторскими заданиями для моих юных, но весьма уже ничего учениц в школе и старых толстых асексуальных баб на заочке в педе и паровозной академии.

Жизнь шла своим чередом. Я уже почти смирился со своим недугом, не оставляя меж тем попыток от него избавиться. Был я постоянным дегустатором новой алкогольной продукции и различных способов усыпить талант чем-нибудь психотропным. Обо мне пошла недобрая, но всё же хоть какая-то слава — стали интересоваться, чем да как дёшево и сердито уделаться; где купить, как накрыть и приготовить; стали приглашать в качестве эксперта, бывалого и знатока. Но я-то знал, что все эти приглашения пропитаны фальшью, лицемерием и корыстью. Люди хотели побыть в компании не со мной, а с талантом и тоже его подхватить, а на меня им было абсолютно наплевать.

Но однажды всё изменилось. Осенним субботним утром я, как обычно, встал часов в десять и отправился в магазин прикупить различных лекарств, ведь в выходные талант особо зверствовал. Встретив знакомого — счастливого парня, которого талант не зацепил и посему тот каждый день весело с радости надирался, мня себя ни много, ни мало Веней Ерофеевым, я налил два стакана порто. Выпили. И тут я ощутил нечто необычное, нечто из детства, нечто совсем другое, давно забытое, почти уже стёршееся из памяти. Глаза мои открылись, и мир предстал в ином свете. Всё, что раньше было невыразимо, стало вдруг ясным, чётким и простым, то, что раньше изнутри на меня давило, вмиг ушло.

— Похоже, таланта нет… кажется, я наконец-то его пропил… — осторожно шёпотом, чтобы не сглазить, сказал я своему корешку.

— Талант не пропьёшь! — ответил тот со знанием дела, хотя чаша с растворённым талантом до него дошла в детстве уже пустой.

— А я смог! — сказал я с радостью и восхищением в голосе и, бросив лекарства, как отпихнул когда-то костыль исцелённый Христом калека, поспешил домой.

Я шёл, почти летел и явственно ощущал перемены в себе. Я чувствовал себя вновь здоровым и могучим, брутальным и сильным, уверенным и живым, способным на всё и даже больше. В первую очередь, придя домой, я сжёг партитуры, третий том «Мертвых душ», разбил о стену гитару и долго ломал пианино, пока то не превратилось в розоватую груду, напоминающую наполовину ощипанного дикобраза. На следующий день меня выперли из аспирантуры, из институтов и школ, потому что туда берут только больных (талантом) людей — здоровым вход заказан. Я был вне себя от счастья, вернее, как раз в себе и без него — без этого треклятого таланта.

То, чего так долго я ждал, свершилось!

Талант не пропьёшь! — говорили мне. Я пропил его! Я смог! Я оказался выше и сильнее! Я растворил и изверг из себя эту вечно терзающую нормального с виду человека болезнь!

Так что пишу я теперь сам, без таланта. Дую в брошенную им внутри меня опустевшую тару и внимательно прислушиваюсь к отзвукам пустоты и тишины. Так что не обессудьте — что есть, то есть, пустота, говорят, ничего и не рождает…

Котлетный буллит

Хоккей — игра командная. Это знают все, поэтому индивидуалистам на льду не место, если только вы не любитель посидеть, уставившись в лунку, и заодно прокатиться с освежающим лицо ветерком на льдине. Одиночки идут обычно в биатлон, чтобы единолично в большом чистом поле или промеж сосенок отстреливать вероятному противнику его чёрные на белом фоне круглые глаза, в спортивную гимнастику, чтобы своими сильными мускулистыми руками подминать под себя коня или козла, в бокс, чтобы самостоятельно без чьей-то помощи выхватывать хуки слева, справа и апперкот, да тут же прикладываться целовать землю-матушку за такую удачу.

Витя был индивидуалистом, но всё же хотел играть в хоккейчик. В детстве ребёнок ещё мало понимает, чего действительно хочет и к чему нужно стремиться, поэтому заботливые взрослые, узнавшие, сколько получает за игру Яромир Ягр и Норман Маракл, купили Витюше тупые коньки, хлипкую защиту и клюшку на вырост, заплатили за занятия в секции хоккея и тонко — приказным тоном — вселили в юного потомка желание заниматься этой игрой смелых и отчаянных мужчин.