Досье поэта-рецидивиста

Одно было в её жизни не так — была она очень одинока, одна в своём небольшом, ограниченном решёткой мире. Смотрела сквозь прутья и не понимала, почему одна, почему с ней нет никого рядом, почему из-за решётки никто не приходит, почему вселенная её так обозримо велика, но она не может позволить себе взмыть вверх и улететь, как её душа неоднократно проделывала во сне. Мир её постоянно становился больше, он расширялся, как будто кто-то покупал ей всё новые и новые, всё более просторные и замысловатые клетки, но это её не радовало. Бывало, она подолгу грустила, не могла есть и пить. Очень хотелось нежности и ласки, хотелось ощутить тепло родственной души рядом с собой, но шли дни и недели, а никого рядом не возникало. Природа насыпала корм и наполняла поилку, но всё не создавала для нее друга. Она ждала и верила, что когда-нибудь её единственный прилетит, обнимет и они будут до конца дней своих неразлучны и счастливы.

Утро наступило внезапно. Тучи растаяли быстро — почти мгновенно, как будто чья-то рука сорвала покрывало, создававшее в клетке иллюзию ночи, белый свет ворвался в её мир и ослепил. Ещё не до конца проснувшись, она увидела образ — крылья, хвост, клюв. «Это он! — крикнула про себя. — Он пришёл ко мне! Наконец-то! Слава Догу! Дог, благодарю тебя за то, что ты услышал мои молитвы! Теперь я буду счастлива!»

Как все женщины, канарейка не стала сразу афишировать своего интереса, хотя её просто распирало от желания. В первый день вела себя как обычно, даже более надменно и высокомерно. Расхаживала по клетке, как хозяйка, и всем видом давала понять своему внезапному ухажёру, что не так проста, как кажется, и не готова отдать себя первому встречному. Во второй день несколько раз приблизилась к незнакомцу, чтобы поближе его рассмотреть и показать свои красивые перья. Это был великолепный самец — орлиный клюв, идеальные перья, сильные лапы.

«Как будто искусственно выведенный! Идеальный!» — подумала она, но старалась гнать от себя эту мысль, чтобы не выдать своего интереса и не прервать свою игру.

На четвёртый день не выдержала и подошла вплотную, небрежно потёрлась о него своим крылом. Незнакомец не ответил, лишь чуть-чуть качнулся из стороны в сторону, как неваляшка, и вскоре затих. Она была сражена его невозмутимой холодностью и стойкостью к её красоте. Влюбилась без памяти в этого неотёсанного, не умеющего обращаться с женщинами мужлана и с того дня только и думала о нём. Незнакомец же не проявлял к ней никакого интереса. Был холоден, как неживой, и почти недвижим, как могучий ствол векового дерева.

Страсть постепенно копилась в ней и через неделю переполнила. Она не могла себя больше сдерживать и, плюнув на приличия, кинулась к нему на шею. Он же лишь слегка её приобнял, качнулся взад-вперед и пристально стал вглядываться, как мыслитель, в даль, но и этого ей уже было достаточно. С того дня она от него не отходила. Пела ему песни, танцевала, приносила еду, но он был равнодушен и ничем не показывал своего к ней расположения.

— За что мне это наказание, Дог? За что ты так жестоко меня наказываешь? За что? Почему он не любит меня? — взывала канарейка к Всевышнему, но мольбы её не приносили успокоения душе. Незнакомец по-прежнему был далёк от неё, хоть был так близок.

Однажды днём раскаты грома разорвали их небольшой мирок. Канарейка очень сильно испугалась и кинулась к своему возлюбленному. Они сидели вместе, и казалось, что весь мир стал для них лишь этим небольшим клубком тепла, которое они сами и излучали. Тучи повисли над их жёлтыми тельцами. Тучи и облака походили на огромных невиданных птиц с палками вместо крыльев и длинными лапами без когтей, пристально разглядывающих сидящих в клетке невольников. Гром походил на пение жаворонка, только старого и изрядно осипшего, смысл песни которого было уже не разобрать.

— Ты думаешь, она понимает, где сейчас находится и с кем? — прокатилось раскатом слева направо.

— Едва ли! У них мозг с орех! — громыхнуло справа.

— Тем более что кукла сделана великолепно, полностью похожа на самца, а то, что вместо души фарш…

Гром стих так же резко, как и начался. Тучи рассеялись, и солнце снова заиграло своими лучами на её перьях. Но эти внезапные раскаты как будто пробудили в ней какое-то скрытое чувство, какие-то её неразбуженные страсти и эмоции вышли наружу, и мир вокруг для неё преобразился. Душа хотела любви, любви чистой и искренной, но спутник был холоден и никак не отвечал на её неземной порыв.

Крохотная птичка вдруг поняла, что должна вырваться из оков, поняла, что любовь больше не сдержать в её хрупком теле, поняла, что чувства обманчивы и иллюзорны, что истина лежит где-то за пределами способностей и понимания, где-то там, в облаках. Она изо всех сил взмахнула крыльями и… её не стало…

Ни дня без строчки

Олеши друг хотел пёсать,
И Юра дал совет:
Ты пару строк пиши хоть, пёс!
Тот написал донос…

Каннибал