Досье поэта-рецидивиста

Я подошёл к дому и постучал в окно. Не сразу, но входная дверь отворилась, и через ограду к калитке направилась, чуть покачиваясь, усталая фигура мужчины. Он не шел — волочился, как тень, натужно перебирая ногами, руки опустив, как плети. Входная дверь осталась открытой, и я явственно ощутил запах того ужасного пожара, что полыхал здесь пятнадцать лет назад. Видимая часть стены внутри обуглена, потолок представлял собой рубище нищего — весь в дырах, забитых кусками ДВП не первой свежести.

Фигура подошла к забору, не отрывая двери, захрипела: «Кто там?» — и только я хотел задать свой давно заготовленный вопрос, как голос мой вдруг сковали ужас, чувство страха, беспомощности, сожаления и глубокой печали. Я увидел его — в куртке «адидас» и штанах, драповых, в крупную чёрную клетку, что были когда-то так популярны у молодых парней. Голос вновь повторил: «Кто там?» Я отшатнулся, развернулся и быстро пошёл прочь. Сердце разрывалось от понимания, что жизнь бывает столь тяжела, несправедлива и жестока к людям, как она оказалась безжалостна к брату Дениски.

Пожар перечеркнул всю его жизнь. Восемнадцатилетнему парню пришлось начинать жизнь с нуля — без дома и вскоре уже без родителей, без образования и профессии, пришлось лучшие годы жизни прожить в полусгоревших, почерневших от копоти и огня стенах, год за годом пытаясь восстановить хотя бы что-то. Без жены, без семьи — куда он их мог привести? — он был вынужден долгие месяцы и годы бороться за своё существование. Пятнадцать лет лишений и борьбы, пятнадцать лет сырого, затхлого ада по ночам, пятнадцать лет без поддержки, понимания, ласки и любви. И всё из-за случайной искры, спалившей до основания его прошлое и будущее, спалившей всё, кроме его куртки и драповых клетчатых, до сих пор для него модных и любимых штанов.

Под сенью белого медведя

Под сенью белого медведя
Стою, скрываясь от зарниц.
Пушиста шкура, чёрен нос —
Аляска, мать её в мороз.

Мужеловство

Джо был плохим студентом. Как он поступил в институт, никто не понимал. Вернее, все понимали, что по блату, но по какому именно блату, известно было немногим. Вроде бы он не был сыном известного генерала или политика; не был награждён орденами и медалями за свои, никому не известные, подвиги; не имел физических увечий, дававших право на поступление вне конкурса. Был он обычным, ничем особо не выделяющимся человеком.

Учебный день в институте начинался всегда одинаково: дружный студенческий перекур и обсуждение вчерашних похождений будущих защитников законности. В курилке говорили кто о чём: о девушках, о кино, об ордалиях и законе талиона, о скорой сессии и сложностях сдачи процесса, о родителях и друзьях, о будущем и прошлом.

Всем по доброте своей душевной Джо раздавал клички, причём для этого, особо не раздумывая, просто «вырезал» первые несколько букв фамилии и тем довольствовался. Фамилия Кабанюк легко превращалась им в «Каабу», Молочинская становилась «Молой», Крупкина быстро получала «квалификацию» «Крупье» и так далее. Иногда Джо «крестил» людей по их профессиях. Школьный учитель труда стал со временем в неофициальных беседах фигурировать под прозвищем «Трутень», учительница немецкого — «Ви-хайст-ду».

Миновал первый семестр, и подошло время сессии. Джо без особых волнений вступил в эти знаменательные времена. Сокурсники волновались, переживали. Многие что-то учили и искали, у кого переписать лекции по «Государству и праву», готовили шпоры. Глядя же на Джо, казалось, что диплом у него уже в кармане без усердных занятий. Многие сокурсники начинали верить словам Джо о самостоятельности, подозревали его в тайном штудировании томов Юридической энциклопедии. Полагали, что сессию он сдаст на «отлично».

И вот настал день первого экзамена. Студенты с волнением тянули билеты и рассаживались по аудитории для подготовки. Джо, как и остальные, взял билет, проследовал за парту. На его лице не было и тени сомнения в успешности сдачи экзамена. «Нервы — сталь!» — сказал о нём негромко один из сокурсников. «Кремень!» — добавил другой.

Минуты бежали вперёд, чуть запинаясь о косноязычность некоторых грызунов наук. Одни будущие служители Фемиды с лёгкостью сдавали экзамен, другие с такой же лёгкостью его не сдавали и выходили из аудитории. Подошла очередь Джо. Весь оставшийся курс смотрел на уверенную походку, все с неподдельным интересом наблюдали, как он не спеша подошел к столу экзаменатора, властно отодвинул стул и сел. Зал замер. Интрига должна была вот-вот раскрыться.

— Здрасьте. Я от Валентин Петровича, — тихо сказал Джо, чуть наклонившись к уже немолодому профессору, читавшему курс «Истории права».

— Что, простите? — удивлённо спросил экзаменатор.

— Я от Валентина Петровича, вам должны были позвонить, — продолжал Джо.

— Никто мне не звонил! Отвечайте на вопросы. Что там у вас?.. Мужеложство? Отличный вопрос! Начинайте! — нервно сказал преподаватель, чуть повышая голос.