Доски судьбы

страх божеством, а кротким цветком выходит из земли, как бы прося и навязываясь приручить и сорвать его.

В первый день весны 21-го года я был на поклоне вечным огням и, застигнутый ночью быстро наступившими сумерками, спал в

степи, на голой земле, среди пучков травы и паучьих нор. Ужас ночи стоял кругом.

Уравнение внутреннего пояса светил солнечного мира найдено мной 25.IХ.20 г. на съезде Пролеткульта в Армавире, на задних

скамьях помещения собрания, когда во время зажигательно-деловых речей вычислял на записной книжке времена этих звезд. Это

уравнение впервые сковало звездные величины и сделало их гражданами одного общего закона, наряду с людской общиной.

Первое решение искать законов времени явилось на другой день после Цусимы, когда известие о Цусимском бое дошло в

Ярославский край, где я жил тогда в селе Бурмакине, у Кузнецова.

Я хотел найти оправдание смертям.

Я помню весну севера и звон удил и стремян, их катали на лошадях в особой бочке по полю, чтобы дать ржавому железу

серебристый блеск удил и сбруи. Покорные клячи севера тянули за собой бочки с своими цепями.

В этой работе мне был надежным и верным помощником случай, подсовывающий среди книжного голода именно ту книгу, какая

нужна. Так, тов. Бровко сам дал мне летопись событий 1917 — 20 г. Она позволила приступить к счету дней, что было очередным

шагом.

Дыхание этого спутника я всегда слышал.

Я полон решимости, если эти законы не привьются среди людей, обучать им порабощенное племя коней. Эту мою решимость я уже

высказывал в письме к Ермилову.

Первые истины о пространстве искали общественной правды в очертаниях полей, определяя налоги для круглого поля и

треугольного, или уравнивая земельные площади наследников.

Первые истины о времени ищут опорных точек для правильного размежевания поколений, и переносят волю к равенству и правде в

новое протяжение времени. Но толкачом и для них была та же старая воля к равенству, делению времени на равные времявладения.

Человечество, как явление, протекающее во времени, сознавало власть его чистых законов, но закрепляло чувство подданства

посредством повторных враждующих вероучений, стараясь изобразить дух времени краской слова.

Учение о добре и зле, Аримане и Ормузде, грядущем возмездии, это были желания говорить о времени, не имея меры, некоторого

аршина, как краска ведром.

Итак, лице времени писалось словами на старых холстах Корана, Вед, Доброй Вести и других учений. Здесь, в чистых законах

времени, то же великое лице набрасывается кистью числа, и таким образом применен другой подход к делу предшественников. На

полотно ложится не слово, а точное число, в качестве художественного мазка, живописующего лице времени.

Таким образом, в древнем занятии времямаза произошел некоторый сдвиг.

Откинув огулы слов, время держит в руках точный аршин.

Те, кто захотели бы пренебречь чистыми законами времени и в то же время правильно судить, походили бы на древних самодержцев, бичующих море за то, что оно разбило их суда. Более уместно было бы изучить законы плавания.

Впервые я нашел черту обратности событий через З5 дней, 243 дня. Тогда я продолжил степени, и росты найденных времен стал

примерять к прошлому человечества.

Это прошлое вдруг стало прозрачным, и простой закон времени вдруг осенил его все.

Я понял, что время построено на степенях двух и трех, наименьших четных и нечетных чисел.

Я понял, что повторное умножение само на себя двоек и троек есть истинная природа времени; и когда я вспомнил древне-

славянскую веру в "чет и нечет", я решил, что мудрость есть дерево, растущее из зерна суеверия в кавычках.

Открыв значение чета и нечета во времени, я ощутил такое чувство, что у меня в руках мышеловка, в которой испуганным зверьком

дрожит древний рок.

Похожие на дерево уравнения времени, простые как ствол в основании и гибкие и живущие сложной жизнью ветвями своих

степеней, где сосредоточен мозг и живая душа уравнений, казались перевернутыми уравнениями пространства, где громадное число

основания увенчано или единицей, двойкой, или тройкой, но не далее. Это два обратных движения в одном протяжении счета, решил

я. Я видел их зрительно: горы, громадные глыбы основания, на которых присела, отдыхая, хищная птица степени, птица сознания, для пространства, и точно тонкие стволы деревьев, ветки с цветами и живыми птицами, порхающими по ним, казалось время.

У пространства каменный показатель степени, он не может быть больше трех, а основание живет без предела; наоборот, у времени

основание делается "твердыми" двойкой и тройкой, а показатель степени живет сложной жизнью, свободной игрой величин. Там, где

раньше были глухие степи времени, вдруг выросли стройные многочлены, построенные на тройке и двойке, и мое сознание походило

на сознание путника, перед которым вдруг выступили зубчатые башни и стены никому неизвестного города.

Если в известном сказании Китеж-град потонул в глухом лесном озере, то здесь из каждого пятна времени, из каждого озера времени

выступал стройный многочлен троек с башнями и колокольнями, какой-то Читеж-град.