Когда я устала их считать, то заметила, что все воинство моонов не отрывается от земли. Тревожное движение, которое резало глаз поначалу – казалось, котловина, где они собрались, вскипает густой смолой – теперь понемногу начало утихать, но взлетать никто из них не торопился.
– Почему они не на крыльях? – я задала этот вопрос шепотом.
Эдмус в сторону моонов больше не смотрел: наверное, раньше нагляделся. Теперь он просто сидел на земле позади нас с потерянным видом.
– Они не могут все время держаться в воздухе, - сказал он. – Они же не владеют стихией воздуха, как спириты… Видно, движутся по ночам – и как только опустятся сумерки, они поднимутся и полетят… все вместе…
Никто не спросил, куда. Йехар по-прежнему морщился и потирал попеременно то левую часть груди, то рукоять своего клинка.
– Их цель – Город, – подтвердил рыцарь. – И весьма скоро…
Тут он взглянул на Эдмуса и больше ничего не сказал. Мы вспоминали мощь всего лишь двух моонов. Мы смотрели на полчища там, внизу.
Мы по-прежнему не знали, как можно остановить хоть одного из них.
В такие моменты особенно остро чувствуешь свою никчемность. Мооны – на крыльях, мы – нет. Они будут в Городе гораздо раньше, Эдмусу с ними в скорости не тягаться. И эта наша вылазка бесполезна, потому что мы даже к лагерю их не можем подойти: нас наверняка заметят…
И если это – наша миссия, то о чем думала Арка?!
Йехар вдруг, пригибаясь, вскочил на ноги и схватил меня за руку.
– Уходим отсюда, живо!
Протестовать никто из нас не думал: не в таковском мы были положении, да и мысль, что мы сейчас увеличим расстояние между нами и моонами, грела замороженную присутствием этих тварей душу. Но даже единодушие, с которым все развернулись и собрались спускаться обратно по скалистой тропинке, нас не спасло.
Через девять с половиной моих шагов мы наскочили на патрульных.
Их было двое – наверное, они всегда ходят парами – и убивать они нас не стали. Один повернул голову туда, где располагался их лагерь – и мы воочию смогли убедиться в скорости стихийников тьмы: не прошло пяти секунд с момента призыва (если был призыв), а нас уже окружала толпа.
Только теперь мы получили сомнительное удовольствие рассмотреть моонов поближе. Хоть и в очень краткий срок.
Почти всегда они выглядели как сгустки тьмы, укутанные черными плащами. Некоторым, черных плащей (наверняка реквизированных у местного населения и вообще, где только можно), не хватало, и они были обряжены в нечто, напоминающее боевой костюм алхимика (за вычетом карманов). Мрак клубился вокруг них, выплывал наружу, будто ему было тесно, так, что казалось, что кроме него под плащами ничего нет, а сами мооны – просто дыры в пространстве этого мира. Но потом несколько ближайших тварей вдруг убрали свои завесы, и я разуверилась в своем приятном заблуждении.
Тьма словно впиталась в них – это была просто их стихия, мощь, которая их держала и которой было слишком много. Она осталась и теперь, делая нечеткими выступающие из-за капюшонов черты, которые заставили Йехара, странника по мирам, издать тихий возглас отвращения.
Лица у них имелись, но эти лица невозможно было бы описать. Они были до того искажены ненавистью, что, казалось, утратили принадлежность к живым существам. В памяти они не удерживались. Удерживались холод, страх, да еще ощущение тошноты, будто ты проглотил что-то большое, живое и скользкое. Потом меня много раз просили рассказать, как выглядели мооны, но ничего, кроме неосознанных взмахов руками, так и не добились. В отчете же моем стояли сплошные вдохновенные троеточия…
Случилось так, что единственная фраза, которая характеризовала моонов и внешне, и по жизни, уже была произнесена Йехаром в нашу первую встречу с этими существами.
Ничто живое с ними сосуществовать не могло. И нам выпала честь показать это на собственном опыте.
Странно – убивать они нас все еще не торопились. Вроде как разглядывали (у них явно были органы зрения, вообще, они отличались полным комплектом: уши, нос и губы тоже присутствовали, хотя смотреть было страшно что на все в целом, что по отдельности). На клинок Йехара – ноль внимания. На арбалет Виолы – тьфу в переносном пока что смысле.
Веслав же был не таким идиотом, чтобы с «Горгоной» кидаться на армию этих монстров. Алхимик сложил руки на груди и поднял голову, пытаясь улыбнуться. Вид его говорил, что если жить он спокойно не умел, то хоть помрет без лишних нервов и истерик.
Очень хотелось поступить, как он, поскольку в моем исполнении любая попытка сопротивления выглядела как часть акции «Задави моона смехом». Но если бы мы вдвоем решили постоять неподвижно и поулыбаться в небеса – это выглядело бы плагиатом, так что я приняла героическое решение помирать в бою.
Эдмус, у которого из оружия и вовсе были клыки да когти, – тоже. Он и не пытался улететь, просто подвинулся так, чтобы его крылья закрывали меня, чуть согнулся и выставил перед собой тонкие когтистые пальцы. Шутить изволит, ах, нет, не изволит. Он же так и не научился предавать.