– Это сыворотка из их крови, – тихо заговорил, подталкивая к кровати и заставляя сесть. – Это искусственная привязка, но только не для мужчин, а для землянок. Это как наркотик, афродизиак. Я уже говорил, что без привязки мы вас не чувствуем. Нет нежности, любви, заботы. Она появляется только с ребёнком. Нельзя зверя заставить быть нежным. Он живёт инстинктами.
– Но они же за ней ухаживают, ласкают, целуют? – я не могла поверить в этот бред.
– Они притворяются. Это игра. Вклад в будущее, в хорошее отношение. Многие женщины отказывались становиться сакиа, не сумев простить и полюбить. Все эти сыворотки для затуманивания мозга, блокирования болевых потоков, стимулирования возбуждения на прикасания партнёров.
– Можно же как-то по-другому, без насилия, без обмана? – перед глазами стояли входящие и выходящие стволы, блестящие от крови.
– По-другому нельзя. Земные женщины могут нас принять, только после перестройки организма. Запускает её ребёнок, а его надо сначала сделать. Мы много лет пробовали обмануть процесс, оплодотворяли искусственно, подсаживали эмбрионы. Они отторгались, не выживали. Только при половом контакте наступает жизнеспособная беременность.
– Почему ты молчал? Почему ты позволил заманить сюда мою сестру? Ты же знал через что ей придётся пройти? – я шипела, еле сдерживая крик. Руки чесались от желания ударить, вцепиться ногтями в лицо, кинуть что-нибудь тяжёлое.
– Не говорил, потому что не хотел расстраивать. За Веронику не волнуйся, она не чувствует боли в процессе, а когда проснётся, будет полностью здорова, Замир позаботиться о ней.
– Предлагаешь мне не волноваться, зная, что Гартал каждый день насилуют мою сестру?! – взорвалась от цинизма. – А если она умрёт?! А если не забеременеет, её всю жизнь будут держать на наркоте и рвать?!
– Она не умрёт. – прижал к себе, боясь истерики. – Чип круглосуточно отслеживает её состояние и настроение. Гартал взрослые, ответственные мужчины. Они не перейдут грань. Они возьмут столько, сколько Вероника сможет дать. Если через полгода беременность не наступит, ей вколют препарат, блокирующий чувства, и она сама их бросит. Тогда снова начнётся охота. Другие семьи попытают удачу.
– О, боги! Я в шоке! Ты так спокойно об этом рассуждаешь! Дочерей твоих тоже будут пичкать наркотой?! Пока они не понесут?!
– Зандал! Милая, у девочек привязка, – напрягся Старас. Скорее всего представил весь этот звериный кошмар. – Они сначала пройдут брачную церемонию, и только потом… Надо выяснить, как проходили брачные церемонии раньше, в период благоденствия.
Старас на время потерялся в своих мыслях, а я вспомнила про Регину, вернее услышала её крик, и поспешила к ней. В конце концов, время обдумать весь этот бред есть. Сейчас надо позаботиться о роженице и малышке, спешащей в звериное царство.
Разродилась мамаша к обеду следующего дня, с трудом. Слишком хрупкая и маленькая для такого крупного ребёнка. Папашки не отходили от неё ни на минуту, переживая, перетягивая её боль, делясь силами. Наконец, измученное тело Регины выдавило малышку, значительно крупнее моих раза в два и такую горластую, что мы чуть не лишились барабанных перепонок. Она отказалась мирно лежать на ручках и сразу потребовала мамину грудь. Первый раз видела такую жадность у ребёнка. Даже Камиль рядом с ней не стояла.
Пока старший муж Гант лечил потрёпанную жену, средний и младший занимались девочкой. Первый раз пытались одеть памперс и костюмчик, крутя в руках, не зная с какой стороны подойти. С удовольствием взялась им помочь, восполнила недостающую радость от общения со своими малышами. Совсем недавно кричала, что больше рожать не буду, а взяв розовый кулёк захотела ещё троечку малышей.
А потом как гром средь ясного неба картинки, как Веронике делают ребёночка, и злость снова затопила, и почему-то обида, как будто это меня рвали в мясо. Осознание накрыло, что не стали ганзалеонцы человечнее после рождения девочек. Как зверьми были, так зверьми и остались. Возможно, и я под наркотой или сывороткой, и нет на самом деле моей счастливой жизни, нежности и заботы мужей, прекрасных дочек. Может сижу я в той серой комнате с раскисшими мозгами, насилуют меня, вытаскивая периодически детей из живота, а сыворотка проецирует в мозг картинки безумного счастья. Ущипнула себя для убедительности, ойкнула. Непохоже на сон.
Оставив Нараз в комнате, спустилась в гостиную, где снова собрались все, обсуждая, когда и как донести до масс новость о второй сакиа, родившей девочку. Счастливая Вероника сидела на коленях у Намиза, а он, прижав её за живот к спине, гладил второй рукой коленку и шептал какие-то нежности, от которых глаза сестры затягивало мутью. От наркоты их затягивало, и похоть будила наркота.
Поняла, что, если не останусь в одиночестве, разорвёт к чертям собачьим, и гадости всем наговорю, всё дерьмо, что бурлит внутри, выброшу. Кого-то обижу, скорее всего всех. А не может Дариолла быть сукой и дрянью. Дариолла надежду дарит, а не дерьмом плюётся. Вышла из гостиной, поднялась в спальню и собрала вещи первой необходимости.