Достаточно времени для любви, или Жизнь Лазаруса Лонга

– Это весьма дискуссионный термин, дорогая. За достаточно долгий срок каждый из тысячи генов в любой плоти и крови претерпевает мутации. Но по правилам Фонда персона, не внесенная в генеалогию Семейств, может быть зарегистрирована как говардианец-новичок лишь в том случае, если существуют доказательства, что все четверо ее дедов и бабок дожили хотя бы до ста лет. Это правило оставило бы за чертой меня, не будь я рожден в одном из Семейств. Но с другой стороны, возраст, в котором я прошел свою первую процедуру омоложения, был слишком велик, чтобы объяснять его результатом говардианского селекционного эксперимента. Сегодня они заявляют, что обнаружили в двенадцатой хромосомной паре генный комплекс, который определяет долголетие, словно заводит часы. Если так, кто завел мои часы? Гильгамеш? «Мутация» – это не объяснение; это попросту название, данное обнаруженному факту.

Быть может, кто-то из естественных долгожителей, не обязательно говардианец, посетил Благословенную. Все долгожители вечно движутся, изменяют имена, красят волосы; так было всегда и даже до начала истории. Но, Минерва, ты помнишь один странный и неприятный инцидент из моей жизни, когда я был рабом на Благословенной…

<Опущено>

…итак, проще всего предположить, что Ллита и Джо были моими собственными прапраправнуками.

Вариации на тему X Возможности

– Потому-то вы и отказались разделить с ней «эрос», Лазарус?

– Что? Нет, Минерва, дорогуша, в ту ночь я не сделал такого вывода и даже не заподозрил этого. Впрочем, не буду скрывать предубеждения, с которым отношусь к сексу со своими собственными потомками. Можно вытащить мальчишку из Библейского пояса[52], но из мальчишки этот пояс не вытащишь. Несмотря на то, что у меня была тысяча лет на размышления.

– Да? – проговорил компьютер. – Значит, вы решили, что она из эфемеров? Это тревожит меня, Лазарус. Я тоже по-своему обездолена и, как Джо, понимаю Ллиту. Ваши причины извиняют, но не оправдывают вашего отказа.

– Минерва, я же не сказал, что отказал ей.

– О! Выходит, вы все-таки осчастливили женщину? Чувствую облегчение.

– Этого я также не говорил.

– Нахожу внутреннее противоречие, Лазарус.

– Потому что есть вещи, о которых я не говорил, дорогая. Все, о чем я рассказываю, записывается; таково условие моей сделки с Айрой. Или я мог приказать тебе стереть что-нибудь, в этом случае я вообще мог тебе ничего не говорить. Возможно, за двадцать три столетия моей жизни у меня накопилось кое-что, заслуживающее записи. Но я не вижу причин регистрировать все те случаи, когда какая-нибудь предприимчивая дама разделяла со мной ложе ради удовольствия, а не с целью рождения потомства.

– Отсюда следует, – задумчиво отозвался компьютер, – что, поскольку я не имею возможности получить представление о том, чего именно добилась от вас Ллита, ваши правила, касающиеся эфемеров, затрагивают лишь брачные отношения и рождения потомства.

– Я не говорил и этого!

– Значит, я не поняла вас, Лазарус. Противоречие.

Старик подумал, затем медленно и грустно произнес:

– Я говорил о том, что брак между долгожителем и эфемером – плохая идея… и поэтому… в общем, я убедился в этом на собственном горьком опыте. Впрочем, это было давно и далеко отсюда – и когда она умерла, вместе с ней умерла и часть меня. С тех пор я не хочу жить вечно. – Он умолк.

– Лазарус, – запинаясь, сказал компьютер. – Лазарус, друг мой дорогой! Мне так жаль!

Лазарус встрепенулся и бодро произнес:

– Нет, дорогуша, не жалей меня. Никаких сожалений – я сам никогда ни о чем не жалею. Я не стал бы ничего менять в прошлом, даже если бы смог. Если бы у меня была машина времени и можно было вернуться назад, чтобы изменить хотя бы один эпизод, я не стал бы этого делать. Не то что эпизод – даже один прожитый миг. А теперь давай поговорим о чем-нибудь другом.

– О чем вы хотите поговорить, дорогой друг?

– Вот ты все вспоминаешь обо мне и Ллите, Минерва, и тебя явно беспокоит, что я лишил ее причитающегося «дара». Но ты не можешь знать, лишил ли я ее чего-либо, и в любом случае ты не можешь знать, на самом ли деле это «дар». Он может быть подарком, безусловно, – но не всегда, и зачастую секс совсем не подарок. Проблема в том, дорогуша, что ты не понимаешь сути «эроса», потому что не можешь понять, не создана для этого. Я не принижаю это занятие; секс хорош, секс – чудесная штука. Но если ты обожествляешь его, а именно этим ты и занята, секс превращается из развлечения в причину невроза.