Достаточно времени для любви, или Жизнь Лазаруса Лонга

– Айра, я оспорю даже это. Только слыхал ли ты о том, чтобы он распространялся на корабли?

– Никогда. Если не считать «Нового фронтира».

– Гм. Айра, я не реквизировал «Новый фронтир»; я украл его, чтобы спасти наши шкуры.

– Я припоминаю, что в этом деле участвовал Слейтон Форд, а не вы. Может, это была конструктивная реквизиция?

– Мм… некрасиво с твоей стороны выкапывать дело через пару тысячелетий после его смерти. Более того, если бы Слейтон поступил иначе, меня бы здесь не было, и тебя, кстати, тоже. Никого из вас не было бы, черт побери, Айра.

– Не петушитесь, дедушка. Я просто хотел сказать, что главе государства иногда приходится делать то, на что он никогда не решился бы в качестве частного лица. Но если Арабелла сумела реквизировать «Почтового голубя» на Секундусе, значит вы можете сделать то же самое на Терциусе. Каждый из вас является главой автономной планеты. Ей следует преподать урок.

– Айра, не искушай меня. Нечто подобное со мной уже случалось, и, если это войдет в привычку, космические путешествия закончатся. Я не прикоснусь к этому корыту на любом подобном лживом основании. И все-таки оно, хотя бы косвенно, принадлежит мне. Если Джастин Фут желает остаться здесь, пусть передаст мне это судно, а я возвращу его «Транспорт энтерпрайзис». Но давайте-ка вернемся к списку. Посмотрим, чего хочет старая крыса? О каких это датах и местах я должен ей сообщить?

– С виду – довольно интересный маршрут…

– Тебе интересно, да? Тогда ты и отправляйся. Битва при Гастингсе… первый, третий, четвертый крестовый походы… битва при Орлеане… падение Константинополя… Французская революция… битва при Ватерлоо, Фермопилы и еще девятнадцать стычек между неотесанными чужаками. Интересно, почему она не попросила меня прокомментировать драчку между Давидом и Голиафом? Айра, я трус. Я дерусь лишь тогда, когда не могу убежать. Неужели она думает, что такую долгую жизнь можно прожить иначе? Кровопролитие – это не спорт. Если история утверждает, что некогда в данном месте в данный день произошла битва, значит в это самое время я находился далеко-далеко, посиживал в таверне, пил пиво и щипал за мягкое место служанок. А не корректировал стрельбу из мортир, чтобы в будущем удовлетворить мерзкую любознательность Арабеллы.

– Я пытался ей это втолковать, – проговорил Джастин. – Но она ответила, что это теперь стало официальным проектом Семейств.

– Черт бы ее взял! Я известил ее лишь для того, чтобы убедиться, что служба отложенной почты будет нормально работать. Я по жизни трус… и я к ней на работу не нанимался. Я иду, куда и когда хочу, и глазею на что хочу, и при этом стараюсь не ссориться с местной деревенщиной. Особенно если они не ладят друг с другом; ведь тогда у них руки начинают чесаться.

– Лазарус, – сказал Айра Везерел, – вы никогда не говорили о том, что планируете посмотреть.

– Ну… Только не битвы. На мой взгляд, о битвах известно слишком много. А ведь в земной истории столько интересного. Вот о мирных временах известно немногое, потому что эти времена были мирными. Я хотел бы увидеть Парфенон во всем великолепии. Спуститься по Миссисипи… и чтобы лоцманом был Сэм Клеменс. Попутешествовать по Палестине в первые три десятилетия существования христианской веры и попытаться встретиться там с одним плотником, ставшим раввином. Если только он действительно существовал.

Джастин Фут удивился:

– Вы имеете в виду христианского Мессию? По общему признанию, многие истории о нем – это мифы, но…

– А ты откуда знаешь? Конечно, факт его существования не доказан до конца. Возьми Сократа, жившего за четыре столетия до него, – его существование неопровержимо, как существование Наполеона. Не то было с плотником из Назарета. Несмотря на основательность, с которой римляне записывали происходящее, и не меньшую тщательность, с которой тем же самым делом занимались евреи, тех событий, которые им следовало бы зарегистрировать, нельзя найти ни в одной из летописей тех дней.

Но, посвятив этому делу лет тридцать, я смог бы все выяснить. Я знаю латынь и греческий того времени, и я на том же уровне знаком с классическим ивритом; все, что мне надо подучить, это арамейский. Если я его найду, то буду следовать за ним и заносить его слова на микромагнитофон, а потом посмотрю, соответствуют ли они преданию.

Но я не хочу давать обещаний. Реальность Иисуса – самый скользкий момент во всей истории, поэтому столько веков этот вопрос нельзя было даже поднять. За одно это тебя бы повесили или сожгли живьем.

– Поразительно, – произнес Айра. – Оказывается, мои познания в истории Земли не так глубоки, как я думал. Впрочем, я изучал период после смерти Айры Говарда до основания Нового Рима.