Нет, пока с этим можно подождать. Итак, первое предположение: они не родственники, просто воспитаны вместе с самого детства. Опасность минимальна, о ней можно забыть.
Второе предположение: перед ним обычные брат и сестра. Правда, внешность их этого не подтверждает, к тому же негодяй-торговец сочинил весьма замысловатую историю и публично воспользовался именем епископа, чтобы ее подтвердить. Правда, епископ тоже мог оказаться бесчестным – ему приходилось встречаться со всякими священниками, – но к чему подобная опрометчивость, когда младенцы-рабы так дешевы?
Нет, предположим, его обманули – но зачем рисковать, придумывая столь сложное надувательство? Значит, можно забыть и об этом. Ллита и Джо не брат с сестрой в обычном смысле слова. Хотя вполне могли появиться на свет из одного и того же чрева. Если так оно и есть, с генетической точки зрения это не имеет значения.
Итак, беспокоиться следовало об одном: если работорговец не наврал, какова тогда вероятность плохого результата? Сколько может существовать неудачных вариантов комбинации подобных искусственных зигот?
Шеффилд, ругаясь, приступил к решению проблемы: не хватало исходных данных, плюс корабельный компьютер – единственный на всем судне – не был запрограммирован на решение генетических проблем. Капитан пожалел, что рядом нет Либби. Энди бы просто несколько минут поглядел в переборку, а потом дал бы точный ответ, если это возможно. Если же точность оказалась бы недостижима, ограничился бы процентными вероятностями.
Генетическую задачу, даже имея все необходимые данные (а это не одна тысяча чисел!), невозможно решить, не прибегая к услугам компьютера – слишком уж она громоздка.
Хорошо, начнем с простого примера, посмотрим, что нам это даст.
Исходное предположение: Ллита и Джо являются «зеркальными близнецами» – генетически комплементарными зиготами, полученными от одних и тех же родительских зигот.
Контрольное предположение: они связаны между собой лишь тем, что входят в часть общего генофонда планеты. (Предельный случай: будучи рабами, происходящими из конкретной местности, они являются частью гораздо более узкого генофонда, к тому же еще суженного за счет инбридинга. Но эта «наиболее вероятная схема размножения» дает ему превосходную опорную точку, с которой и придется сопоставлять.)
Простейший пример: возьмем какой-нибудь участок одного гена – хотя бы сто восемьдесят седьмой двадцать первой хромосомы – и посмотрим, как его можно усилить, ослабить или устранить, считая «плохим» в любом случае.
Произвольные предположения: поскольку данный участок в генетической паре может содержать бракованный ген или два, или ни одного, предположим, что шансы в основном и контрольном вариантах равны и распределены поровну, то есть вероятность того, что на данном участке не окажется бракованного гена, составляет 25 %: один плохой ген обнаружится в 50 %, а два – в 25 %. Последнее условие предельно, поскольку схождение двух плохих генов на одном участке в последующем поколении ведет к прекращению существования или в результате непосредственной смерти, или за счет снижения способности зиготы к выживанию. Ничего, пусть будет так, нет оснований прибегать к более выгодному предположению.
Нет! Если бы усиление плохого гена было очевидно или могло быть выявлено экспериментально, подобные зиготы не стали бы использовать. Ученый, достаточно компетентный для того, чтобы проводить подобные опыты, воспользуется максимально «чистыми» с генетической точки зрения образцами: свободными от сотен (или уже тысяч?) идентифицируемых наследственных дефектов. Исходное предположение должно включать в себя это дополнительное уточнение.
У молодых людей не было ни одного дефекта, насколько Шеффилд мог судить, пользуясь корабельным оборудованием, – а это лишь увеличивало вероятность того, что поганый хорек не наврал и отчеты об экзотических и успешных манипуляциях с генами подлинны.
Теперь Шеффилд склонялся к тому, что эксперимент действительно имел место, и жалел, что не располагает возможностями большой клиники Говарда, скажем, той, что на Секундусе. Тогда ребят можно было бы подвергнуть тщательному генетическому обследованию, для которого у него на корабле не было оборудования, да и квалификации.
Тревожили и сомнения по поводу обстоятельств покупки. Почему этот отщепенец так стремился продать их, если они действительно были теми, кто указан в документах? Зачем продавать племенную пару комплементов, не сделав следующего шага в эксперименте?
А может быть, ребята все знают? Ведь он не спросил их об этом. Безусловно, их постарались убедить, что другой судьбы у них не будет; проводивший этот эксперимент взрастил в ребятах более сильную взаимную привязанность, чем была во множестве браков, которых Шеффилд насмотрелся за долгие годы. Более сильную, чем была в любом из его собственных (кроме одного, кроме одного!).
Шеффилд выбросил все лишнее из головы и обратился к теоретическим следствиям.